Читаем Избранные эссе полностью

Впрочем, большинство исследователей и критиков, пишущих об американской популярной культуре, похоже, относятся к телевидению очень серьезно и страдают от того, что видят. Стенания о пустотелости и нереальности всего происходящего на экране общеизвестны. И эти стенания часто в плане банальности и глупости превосходят даже те телешоу, на которые жалуются критики, поэтому, думаю, многие молодые американцы и считают саму критику менее интересной, чем телевидение. Мне даже не пришлось долго искать убедительный пример того, о чем говорю. Раздел «Культура и отдых» в газете «Нью-Йорк таймс» за воскресенье, 5 августа 1990 года, попросту заходится в горькой критической насмешке над телевидением, и самые раздраженные статьи – даже не о низком качестве программ, а о том, что ТВ превратилось в гадкий инструмент разложения культуры. В кратком обзоре летних провальных кассовых хитов, в которых «реализм, похоже, совершенно вышел из моды», Джанет Мазлин хватает абзаца, чтобы обнаружить истинного виновника в этой антиреальности: «О „реальной жизни“ мы слышим только из телешоу, собранных из пятнадцатисекундных отрывков (где „реальные люди“ не только изъясняются краткими аккуратными трюизмами, но и, судя по всему, так же мыслят; они, похоже, тоже слишком много смотрят формирующее реальность телевидение)»[92]. И Стивен Холден, начиная с уничижительного разгрома современной поп-музыки, похоже, абсолютно точно знает, что именно стоит за тем, что он ненавидит: «Поп-музыка – это больше не мир-в-себе, но лишь придаток к телевидению, где поток рекламных изображений проецирует культуру, в которой продается все, а главные ценности в жизни – это слава, власть и красивое тело»[93]. И так далее, и так далее, статья за статьей. Из всех статей в сегодняшней газете в разделе «Культура и отдых» мне удалось найти только одну, где автор смог сказать о телевидении хоть что-то позитивное – и это восторженный текст о том, как многие нынешние выпускники Лиги Плюща летят прямиком в Нью-Йорк и Лос-Анджелес, чтобы писать для телевидения, прямо с порога выторговывают себе зарплаты от двухсот тысяч долларов и наслаждаются мгновенным повышением до статуса взмыленного продюсера с планшетом. В этом отношении номер «Таймс» за 5 августа – хороший пример того странного отношения, которое бытует уже несколько лет: усталое презрение к ТВ как к творческому продукту и культурной силе, смешанное с пристальным интересом к тому, как работает заэкранная машинерия по производству творческого продукта и культурной силы.

Уверен, не только у меня есть знакомые, с кем я ненавижу смотреть телик, потому что они открыто его презирают: без конца жалуются на избитые сюжеты, нереалистичные диалоги, слащавые концовки, мягкую снисходительность ведущих новостей, кричащую лесть рекламы, – и в то же время, несомненно, одержимы теликом, в каком-то смысле нуждаются в том, чтобы презирать его по шесть часов в день. Младшие рекламные менеджеры, начинающие кинорежиссеры, поэты-аспиранты – они, как показывает мой опыт, особенно склонны к состоянию, когда одновременно ненавидят, боятся и нуждаются в телевидении, стараются обеззаразить себя от того, что с ними делает просмотр в таком количестве, тем, что смотрят с усталым презрением вместо горячей доверчивости, с которой большинство из нас смотрели ТВ в детстве (стоит отметить, что большинство писателей до сих пор смотрят телик с горячей доверчивостью).

Но если учесть, что устало-презрительная «Таймс» всегда держит демографическую руку на пульсе читательского вкуса, пожалуй, будет логично предположить, что самым образованным покупателям «Таймс» присуще то же усталое презрение к телевидению, тот же странный гештальт ненависти/потребности/страха шесть часов в день. Опубликованные исследования телевидения хорошо отражают это умонастроение. И оглушающе скучное качество большинства «литературных» попыток проанализировать телевидение скорее связано не с напыщенными абстракциями, с помощью которых ученые показывают, что телевидение – это нормальный объект для эстетического исследования (см. фрагмент из научной работы 1986 года: «Форма моего вторничного вечернего досуга структурирована диалектикой элизий и разломов между серией окон… „Поток“ – это скорее обстоятельство, а не продукт. Реальный выхлоп ТВ – это квант, мельчайший маневренный широковещательный бит»[94]), – а с тем пресыщенным цинизмом, с каким авторы научных работ о ТВ насмехаются и поносят феномен, который выбрали своим поприщем. Эти авторы похожи на тех, кто презирает – в смысле всерьез, по-крупному презирает – своих супругов или работу, но никогда не разведется и не уволится. Похоже, что критический подход уже давно деградировал до состояния старого доброго нытья. Самый важный вопрос насчет телевидения теперь не в том, какие неприятные последствия может иметь наше взаимодействие с телевизором, а в том, как эти проблемы по возможности решить. В этом месте поп-критики и ученые красноречиво молчат.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное