Избранные ходы

— Я объяснял это уже сто раз, но напрягусь и объясню в последний, решил дожать его до конца Артамонов. — Записывай. Кому быть гонцом, если ты помнишь, мы должны разыграть. Как это делалось все последние годы. Не бросить жребий, как в дешевых слесарских компаниях, где правят грубая мужская сила и беспредел, а именно разыграть. Почему в шахматы, ты спрашиваешь? Да потому, что в карты ты проиграешь любому из нас еще быстрее. Мы просто зря теряем время. А если проиграю я или Орехов, что маловероятно, и мы будем вынуждены пойти в свой последний мирный гражданский вечер искать пузырь теплой водки, то все равно деньгами ссужать нас придется тебе, Артур. Таким образом, мы останемся должны тебе энную сумму на неопределенное время, поскольку встретимся неизвестно когда. А если пойдешь ты и купишь за свои, то никто никому должен не будет. Как в любой приличной компании джентльменов. Мыслишь?

— Тем более, что завтра нас вообще могут взять в плен! — выдавил слезу Орехов. — А ты остаешься в тылу и мелочишься!

— Песня знакомая, складная. Но уже все магазины, наверное, позакрывались, — сделал Артур последнюю попытку отвертеться.

— Такси работает круглосуточно! — поставил точку Артамонов. В компании он отвечал за время — взводил будильник по вечерам и гасил по утрам. Каждые пять минут он мог угадать, который час. Со временем он был излишне церемонен: если объявляли, что весеннее на летнее будет меняться в два ночи, то именно в два он вставал и переводил стрелки.

Располовинив принесенный Артуром питьевой набор и прихватив остатки, друзья отправились совершать прощальный обход общежития.

ДАС гудел, сотрясая Черемушки. Студенты палили из ракетниц, ниспадающая с этажей музыка заглушала трамвайные звонки. Группами и в одиночку выпускники толпились под сенью насаждений вокруг посуды, вспоминали годы совместной учебы и беспредметно спорили, аргументируя громкостью высказываний. Загулявший всеобуч сметал с теплых скамеек улегшихся на ночь бомжей. На подступах к ДАСу следовало бы выставить плакаты «Опасная зона!». Случайным прохожим, занесенным судьбой на территорию бала, происходящее вокруг могло травмировать психику. Пространство в радиусе километра плотно кишело выпускной братией, которая вытесняла любые другие общественные явления, протекающие в скрытой от милиции форме. Но основное коловращение, завершающее инкубационный период четвертой власти, происходило непосредственно в покоях ДАСа.

Посещения начали с Ульки. Будучи профессиональным фотографом, она занималась визуальным компроматом. Сделанные ею снимки выкупались немедленно и по хорошей цене. Знакомство с Улькой, собственно, и возникло на этой почве — она предложила Орехову посмотреть, чем он занимался прошлой ночью. С тех пор она и стала временной поверенной в его делах.

Чтобы добыть Ульку, требовалось снизойти на второй этаж.

В обычное время при ней находился неизменный пластиковый пакет, внутри которого легко угадывалась початая бутылка коньяка. Ходила Улька исключительно в белых платьях. Словно для того, чтобы в любой момент быть готовой выйти замуж за Орехова.

Не до конца осведомленная в правилах языка, Улька часто обращалась к Орехову с просьбой помочь разобраться с переходными глаголами.

— А не сбегать ли тебе лучше в лавку? — всегда уклончиво отвечал Орехов. А когда Улька уходила, рассуждал вслух: — Переходные глаголы — это когда подлежащее сочетается со сказуемым без предлога. Например, завалиться к кому-нибудь в койку. Без предлога.

Орехов пособлял не только по профилю — он научил Ульку пользоваться гелем, а в торговый центр за питьем она ходила так часто, что дворник стал припасать товар на случай, если магазин закрыт.

Как-то, желая уединиться, Орехов с Улькой заехали на крышу ДАСа и отпустили лифт. Ну, уединились, то-се, пятое-десятое, пора, так сказать, и честь знать — чай не лето. Температура в тени — минус двадцать, в глазах — северное сияние. Стали вызывать лифт, а он не едет. Оказалось, что попасть на крышу лифтом — можно, а уехать — нет. Пока сдуру туда не занесет кого-либо еще. Потому что на крыше нет кнопки вызова. Администрация ДАСа сделала это специально в пылу борьбы с чердачными привязанностями молодежи. Вместо того, чтобы устроить на крыше номера. То есть вся огромность ДАСовского чердака была отдана на откуп котам. В ссылке на то, что в марте у них какой-то свой социализм… Ну вот, учащенное дыхание, на улице поскрипывает крещенский дубнячок, лифт шмурыгает где-то внизу, чертовски хочется «Хванчкары»… Часа через четыре совершенно случайно другой сладкой парочке наконец-то приходит в голову повторить трюк. И кому бы вы думали? Ну, с трех попыток! Слабо? Выплывает она из лифта эдак налегке в сопровождении конголезского парубка. «Дай вам Бог здоровьица!» — битый час отпускал поклоны Орехов своим спасителям. Но о том, что лифт работает в одну калитку, умолчал.

— Изверг, — заключил Артамонов, выслушав илиаду. — Не любишь ты человечество. Но самое непростительное то, что ты не ознакомил с этой историей нас! Ведь на кнопках могли погореть и мы!