Избранные ходы

— Как же мне обозначить вот эту, последнюю? — переживал Давликан. Через полчаса презентация!

— Назови — «Целенаправленное движение свиней», — предложил Орехов. — Будет очень ловко!

— А что, есть такой фильм?

— Нет, есть такое движение.

Выставка проходила шумно. С помощью специальных уловок горстку представителей культурного Амстердама собрать удалось.

— Самородки еще будут попадаться, — умело комментировал работы Давликана галерейщик, отрабатывая свой прокол, — но драгу никто никогда не отменит. — «Самородки» и «драгу» перевести не получилось и пришлось воспользоваться ритмической походкой Владимира Ильича — арбайтен, арбайтен и еще раз — арбайтен. — Ферштейн?

Продали почти все картины. И даже получили заказ. Один посетитель, осмотрев пластмассовые волосы, возжелал такое же произведение, но мужского рода. Чтобы настроением подходило к ковру.

— С заплаткой делать? — спросил Давликан.

— О, конечно!

— Выйдет подороже. Раза в три, — заломил цену Артамонов.

— Нет проблем.

— Договорились.

— А вы не могли бы поехать ко мне домой подобрать цветовую гамму? пригласил иноземец Давликана. — Можно прекрасно провести вечер.

— Не мог бы! — Артамонов еле успевал вырабатывать антитела за подопечного. — Никаких интимных мужских вечеров! Никаких блатхат! Рисуем прямо здесь и спешно отбываем! Нах фатерлянд.

Но клиент оказался еще тем жуликом. Он не отставал и нордически ломился напропалую.

— Я хочу купить вашу машину, — продолжал он прямо-таки дранг нах остен. — За двадцать тысяч. Я коллекционирую антик. Какого она года выпуска?

— Сошла с конвейера… — чуть не испортил дело Давликан.

— Восстановлена на спецзаводе в прошлом году, — обрезал его Артамонов. — Мы ее выиграли в лотерею. Макарон не даст соврать.

— Не дам, — кивнул головой Макарон.

— Я давно подыскиваю что-нибудь из России, — продолжал иностранец.

— Ради такого случая мы готовы уступить, — согласился Артамонов, несколько гульденов.

— Это есть карашо.

— Но есть одно «но». Машина продается в паре с медвежьей накидкой антик требует стилевого единства. Кстати, шкура повышает потенцию. Артамонов раскинул руки как можно шире. — Тысяча гульденов.

— О! Карашо есть.

— И, разумеется, в комплекте с дорожным примусом. Пятьсот.

— Я согласен. О'кей!

— Ты смотри, все понимает.

За ночь Давликан, подгоняемый вдохновенным Макароном, состряпал заказанную работу. Он писал ее по сырому, не дожидаясь подсыхания красок, и закончил за один сеанс — по методу «алла прима». Макарон помог приделать провода и заплатку. Заказчик онемел от восторга и захотел получить картину тут же. Но ему вручили ее после оформления сделки с машиной.

На вырученные гульдены купили «Форд-Скорпио» с прицепом, уложили в него купленную на распродаже компьютерную технику и отбыли на родину с ощущением, будто выпал какой-то грант.

Пока бригада рабочей гарантии проходила Польшу в обратном направлении, Орехов дослал в адрес Валенсы короткую эпистолу:

«Уважаемый Лех! До сих пор мы так и не получили от Вас никакого ответа. Это навело нас на мысль, что Вас, по большому счету, нет и что страна Ваша несет свою предменструальную вахту сама. Стремясь к Вашей восточной границе, мы играем в „барана“ — обгоняем „Полонез“ с таким расчетом, чтобы обиженному захотелось восстановить статус-кво. После этого мы наседаем сзади и загоняем товарища под знак. Пока штрафуют, а мы делаем ручкой.

Уважаемый Лех! Признаться, мы наказали Ваших полицейских за рвачество. Непристегнутый ремень они оценили в двадцать марок, представляете?! Откуда, спрашивается, у нас марки, если мы были в Амстердаме? А на границе мы сами пообещали панам по сто условных единиц, если пройдем вне очереди. Нами занимались исключительно офицеры. А когда бумаги были оформлены, мы просто взяли и поехали к русским полосатым столбикам. „А марки?“ — спросили паны. Представьте, уважаемый Лех, высоту и степень нашей сдержанности! Мы ничего не сказали в ответ. Тверь — просто, говорит ваш тезка Давликан и жмет Вашу руку…»

Глава 7. ГАЗЕТА БУДУЩЕГО

«Смена» не выдержала темпа, предложенного «Ренталлом». Отношения с редакцией окончательно забрели в тупик и пошли горлом. Смесь молочнокислых томатов и хозяйственного мыла. Да такой бурной струей — прямо залповый выброс. Пик волнений пришелся на завершение галерейного вояжа в Голландию.

Варшавский, находившийся в пекле переворота, повел себя как лишенец. «Смена» выставила его за порог, а он возникшему нюансу никакого значения не придал. Не попытался предотвратить его или хотя бы затянуть время. Ну, ушла и ушла газета к другому — подумаешь… Свет клином сошелся, что ли?! Варшавский перетащил компьютеры назад в гостиницу и с легкой душой занялся представительской полиграфией, посчитав, что в отношениях со «Сменой» можно поставить точку.