— Ах, так, — угрожающе кусал авторучку Артамонов, — если здесь за флаконом пива надо ехать к старухам на вокзал, тогда и мы введем в Устав использование пустырей для организации спортивных площадок! — Орехов знал сто способов взять любое количество спиртного без очередей, которые своим вето развел действующий Президент. Перед Ореховым всегда немедленно расступалась толпа, и очередной способ находился сам собой, как только подходили к винному отделу — то трояк терялся под ногами у самого прилавка и его нужно было срочно найти, то надо было проверить санитарную книжку продавщицы. А порой и перегибали — САМ, говорили, послал. А когда хотелось пива не бутылочного, а от источника, от соска, брали выварку и, не разрывая толпы, передавали емкость над головами. Если посуда пролезала в окно павильона, день считался прожитым не зря.
— Спортивные площадки для отвода глаз, что ли? — не понял Орехов.
— Для отвода земли, пятачок. Итак, пишем: скупка земли фиакрами.
— Может быть, акрами, а не фиакрами?
— Акрами у нас землю пока не продают. Земля все еще принадлежит государству. А вот фиакрами — сколько угодно. Таким образом государство как бы выказывает нам свое фи по поводу частной собственности на землю.
— Что верно, то верно. Тогда давай введем в Устав один пунктик и для меня, — попросил Орехов. — Я намерен стать публичным политиком.
— Давай. Какой?
— Платное произнесение речей в местах общественного пользования и массового скопления людей.
— Как скажешь, записываем… массового оскопления людей…
— Скопления, а не оскопления.
— Извини, не подумал. Действительно, что это я? Идет массовое оскопление, а тут — ты со своей платной речью в публичном месте. У комиссии при регистрации могут возникнуть вопросы…
— Вопросы возникнут и сникнут, а Устав останется. Мы его пишем не под дядю. Нам по нему работать, мы должны чувствовать себя в нем как рыбы в воде. Не мне тебе объяснять. Надо предусмотреть все.
— Логично, пятачок. Идем дальше, следующий раздел — культмассовое пространство. Чего бы такого туда забить?
— Можно ввести выставочную деятельность — продажу с молотка работ местных художников.
— Почему с молотка?
— Современных авторов начнут покупать, когда они помрут. Был у меня случай. Приходит к нам в редакцию поэт и спрашивает, не напечатаем ли мы его. «Отчего не напечатать? — говорим мы. — Если стихи хорошие напечатаем». — «Видите ли, — говорит он, — тут есть одна тонкость». «Какая?» — спрашиваем. «Дело в том, что я еще не умер».
— Ну и что, напечатали?
— Конечно, нет.
— Почему?
— Сам посуди. Стихотворение называлось «И был даден нам месяц январь». Хотя внешность у поэта была совершенно непреднамеренной. Мы выдали ему рецензию с колес. «Вы думаете, — сказали мы поэту, — что с помощью таких загогулин вы поднимаетесь до уровня поэтической метафоры?! Ни хера!»
— А кто это — вы? Кто вместе с тобой корчил из себя рецензента?
— Начальник ПТО.
— Ясно, — сказал Артамонов. — В суете мы забыли вставить основное проведение экологической лотереи.
— Экология — отличная вывеска.
— И еще — взятие кредита, — напомнил Артамонов. — Этот пункт необходимо ввести в основные виды деятельности.
— Взятие кредита — это право любого юридического лица, а не уставная прерогатива, — внес правку Орехов.
— Ничего ты не понял, пятачок. Взятие кредита — не как реализация права любого субъекта хозяйственной деятельности, а как аспект деятельности. Кто-то выращивает молоко, шьет сапоги, а кто-то берет кредит. Работа такая — брать кредит, понимаешь? Тот, кто сидит на паперти, не рассчитывает посидеть годик, напросить на жизнь — и бросить дело. Он сидит постоянно, и никому в голову не приходит, что это неправильно. Ему дают деньги потому, что его идея — сидеть и брать — общепризнанна. Поэтому взятие нами этого кредита надо сделать общепризнанным.
— Хорошо бы не забыть основополагающий пункт — издание газеты.
— Это само собой. Ну вот, теперь, кажется, все. Разве что садово-огороднической деятельности добавить на сладкое.
— А почему не добавить? Пока все еще в наших руках. Плодово-ягодной, говоришь? Записываем.
Устав сочиняли неделю. Дошли до раздела «Ликвидация предприятия». В разгар прений по животрепещущему приехал Артур с якутской девушкой Галиной.
— О! Какие люди! И без охраны! — поприветствовали гостей первопроходимцы.
— Привет, подельники! — был взаимно вежлив Варшавский. — Нам достался угловой номер на третьем этаже, — сообщил он. — Пойдем совершим купчую, пока воду не отключили.
— Гал, тебе Артур, никак, золотые горы наобещал? — поинтересовался Орехов. — А? Признавайся!
— А что? — не сдавалась якутянка.
— Его фильтровать надо. Кинуть Азов и примчаться сюда быстрее Деборы и Ульки — для этого надо было иметь серьезный стимул. Не так ли, Артур?
— А что, разве здесь нет перспектив? — выкрутился Варшавский. — По крайней мере, «комок» при входе я видел. Не знаю, как по вашей, а по моей линии перспективы здесь точно налицо.
— Честно говоря, мы ничего подобного не обнаружили, — по поводу то ли перспектив, то ли «комка» высказался Артамонов.