Избранные ходы

— О Жанне д'Арк. «Баллада о Жанне», — очень высокопарно сообщил Гриншпон.

— Ничего себе — отважились! Об эту тему не одна труппа себе зубы поломала. Ведь это очень серьезно, — полностью продрал глаза Рудик.

— Но дело не в серьезности, а в том, что никак не подбирается кандидатура на роль Жанны. Понимаешь?

— Но ведь у них там, в этом СТЭМе, насколько я помню, масса красавиц.

— Масса-то масса, но Борис Яныч просветил их своим мрачно-голубым рабочим взглядом и понял, что Жанну играть некому. И мне пришло в голову… и я подумал, может, наша Марина подойдет. Стоит только вспомнить, что она вытворяла на сцене в Меловом… — сказал Гриншпон.

— Не потянет. Не та она теперь. Как связалась с Климцовым, так и пропала, — не одобрил идеи Артамонов.

— Да ну тебя! — махнул на него рукой Гриншпон. — Что б ты понимал! — Миша всегда нервничал, если о Марине говорили в шутливых тонах, словно он один угадывал тоску ее таланта под крайней бесталанностью поведения.

— Что ни говори, а быстро Климцов управился с Мариной, — высунулся из-под одеяла Решетнев. — Всего за каких-то полгода стал завскладом ее характера.

— Голова, дело в безрыбье. Просто Климцов полезен ей как кульман. На нем лежит вся графическая часть ее курсовых. Вот и вся недолга! — продолжал защищать Марину Гриншпон. И он был прав. После утраты Кравцова Марине стало безразлично, куда и с кем ходить.

Кто из нас не расчесывал кожу до крови от какого-нибудь зуда…

Предложение на роль Жанны д'Арк Марина приняла с радостью. Будто из стола находок ей принесли давным-давно утерянную вещь, не имеющую уже никакой ценности, но очень памятную. Марина даже забыла уточнить, почему именно ее Гриншпон прочит в Жанны. Сразу бросилась в оперативные расспросы — когда куда прийти и прочее.

В понедельник Гриншпон привел Марину на репетицию.

— Рекомендую! — представил он ее Борис Янычу.

— Сейчас мы только начинаем, — с ходу потащил Марину в курс дела режиссер на полставки Борис Яныч Вишневский. — «Спазмы» готовят свою сторону, мы — свою. Пока не стыковались. Сценарий стряпаем всей труппой. Стряпаем почти из всего, что когда-либо было написано о Жанне. Включая «Орлеанскую девственницу» Вольтера. Проходи, сейчас сама увидишь.

Борис Яныч подмигнул Гриншпону: мол, привел то, что надо, молодец!

«Мы тоже кое-что понимаем в этом деле!» — ответил Гриншпон хитрым взглядом.

— Знакомьтесь: Марина! — Борис Яныч подвел ее к стэмовцам. — Она будет играть Жанну.

Приняли ее, как и всякую новенькую, с интересом и легким недоверием. Некоторые имели о ней представление по «Спазмам», где она совсем недавно солировала. Во взглядах девушек Марина прочла: «И что в ней такого нашел наш многоуважаемый Борис Янович?!»

Что касалось новой метлы в лице режиссера Вишневского, то теперь каждая репетиция начиналась непременно с тяжелейшей разминки. Все актеры выстраивались на сцене, и Борис Яныч давал нагрузку. Сначала до глумления извращали и коверкали слова и без того труднопроизносимые. Потом проговаривали наборы и сочетания букв, которые в определенном соседстве не очень выгодны для челюстей. Ломка языка казуистическими выражениями продолжала разминку. Со скоростью, употребляемой дикторами в предголевых ситуациях, артисты произносили: «Корабли маневрировали, маневрировали, да не выманеврировали». Или что-либо другое типа: «Сшит колпак, да не по-колпаковски, надо колпак переколпаковать да перевыколпаковать». Затем шла травля гекзаметрами, с их помощью шлифовали мелодику речи:

«О любви не меня ли мило молили?
В туманы лиманов манили меня?
На мели вы налимов лениво ловили,
И меняли налима вы мне на линя».

Далее, словно представляя класс беззубых, натаскивались на шипящие:

«В шалаше шуршит шелками
Старый дервиш из Алжира
И, жонглируя ножами,
Штучку кушает инжира».

Разогрев речевые аппараты, плавно переходили к разного рода этюдам, которых в арсенале Борис Яныча было превеликое множество. Могли обыграть, например, знакомые стихи. Брали попроще, вроде «Доктора Айболита» и, разделившись по три-четыре человека, тешились темой в форме драмы, комедии, оперетты. У тройки, возглавляемой Пряником, как-то получился даже водевильный вариант:

«Я недавно был героем,
Но завален геморроем.
Добрый доктор Айболит,
Помоги, седло болит!»

Эту песенку тройка Пряника преподнесла под варьете, и все попадали от смеха.

Так развивали экспромт, а от косности мышления избавлялись другим путем: выбирали очень далекие по смыслу слова, такие, как, например, «фистула», «косеканс» и «велосипед», и, взяв их за основу, организовывали что-нибудь цельное, связное и показывали в лицах.