Избранные ходы

Кроме Татьяны, из особей женского пола вокруг имелись только вороны, так что от большой любви Матвеенков вроде бы был застрахован, но он все-таки умудрился высыпать в блюдо, название которому натощак придумать можно было не сразу, весь запас пряностей, в которых доминировал перец. От остроты у «дикарей», как у пагод, стремились завернуться кверху ногти и кепки.

Кушаньем все остались довольны. Матвеенков, с трудом удерживаясь от чоха, героически доедал солидные остатки своего первого таежного творения.

После чая работнички беспорядочно улеглись на полу в ожидании мастера.

Многие снова уснули.

Совершив утренний моцион, в барак вернулся Пидор. Матвеенков предложил ему перекусить, но кот с вызовом прошел мимо миски и улегся на рюкзаках. Мнение о блюде осталось субъективным.

Мастер приплыл на моторной лодке. Он выдал работникам постельное белье и показал, как пользоваться рабочим инструментом.

— Багром делают зацепление вот таким вот образом, — ткнул он в лежащую рядом гнилушку, — а крюк вонзают в тело ствола вот так, — крутанул он рифленой железякой высохший пень.

— Понятно, — кивнули «дикари».

— Адрес запомнить легко, — продолжил мастер окончательное введение в курс дела. — Учреждение АН-243, дробь 8, запань Пяткое. Письма буду отсылать я. Привозить ответы — тоже, — сказал он на прощание и отбыл на противоположный берег, где неподалеку виднелась деревня Шошки.

Бросились примерять спецодежду. Первый просчет не замедлил обнаружиться — вчера на складе в спешке хватали все подряд, и некоторым спецовка пришлась не в пору.

Пунтус и Нынкин сидели в своей холщовой жесткой форме, как в чужом огороде. Усов вставил ремень в две петли брезентовых брюк и затянул на животе. Взрыв хохота смыл со штабелей свору ондатр, потому что брюки спокойно стояли сами — настолько они были тверды и велики, — а Усов, легко удерживаемый ремнем, висел в них, как в колодце. Было спорным — касались земли его ноги или нет.

— Не волнуйся, вытащим! — простонал Артамонов, смахивая слезы, которые выделялись у него только от смеха.

Переодетый в куцую рабочую форму, с крюками и баграми в руках, отряд стал походить на роту пожарных.

Весь день работали не спеша, притирались к инструменту. Вечером, измерив проделанное, прикинули, что при таких темпах окатку можно будет закончить только к зиме.

На следующий день норму выработки решили увеличить втрое.

Поначалу бревна не снились. Потом начались кошмары. Бревна являлись всю ночь напролет, да таких невообразимых пород и сортиментов, что «дикари» вскрикивали во сне.

Самые толстые кряжи снились Фельдману. Он стал потихоньку подкатывать к Матвеенкову на предмет поменяться рабочими местами. Фельдман, как тающий сталактит, неустанно бил в одну точку, капля за каплей, и скоро Лешу списали с кухни от Татьяны на берег. Как только Фельдман заступил на пищевую вахту, в блюдах заметно поубавилось свиной тушенки и обеды с ужинами стали принимать вегетарианское направление.

Директор леспромхоза правильно пообещал — к баграм и крюкам приспособились после первых мозолей. Климцов, имеющий самые нежные руки, был вынужден сделать и запатентовать изобретение. Рифленые ручки орудий труда по его подсказке стали обматывать тряпками. За догадку и проявленную смекалку Климцову пообещали установить на родине каменный бюст пятого размера. Но посмертно.

— С этим торопиться не надо, потому что кто, как не командир, в таком случае будет нам доплачивать за переработку? — тормознул народ Нынкин. — Мы работаем почти по двадцать часов в сутки!

— Никто, — отвечал Пунтус. — На полчаса раньше выйдем на пенсию.

Вечерами писали письма. Рудик дальновидно прихватил с собой целый бювар всяческих эпистолярных приспособлений. К нему ежевечерне плелись кто за конвертом, кто за листом бумаги. Он, конечно, делился, но очень сильно скрипя всеми органами. Он боялся, что из-за нехватки почтовых мелочей он не сможет в полной мере высказаться своей радиодиспетчерше с Ямала, с которой так ни разу и не увиделся после дембеля.

Писать было не очень удобно. Двумя ногами и свободной рукой приходилось отбиваться от комаров.

— Я слышал, что комары живут сутки, — говорил Рудик. Он занимался серийным производством писем, и от насекомых ему доставалось больше всех. — А что если закрыть комнату на двадцать четыре часа? Вымрут они все или нет?

— Это уличные комары живут сутки, — внес поправку Артамонов, — а домашние, в квартире или здесь у нас, живут, пока не убьешь!

— Не комары, а сущие анофелесы! — продолжал возмущаться староста, отмахиваясь от гнуса. — Вчера поймал одного породистого, зажал в кулаке, пощупал: с одной стороны кулака — ноги, с другой — голова. Бросил я этого молодца с размаху о землю — даже шлепок был слышен, настолько тяжелым оказался этот пискун. Огромный, ну прямо как ласточка!

Это сообщение несколько успокоило «дикарей». Приятно было осознавать, что липнущие к тебе комары — самые большие на земле.