Что сказать после сего повествования? Душа ощущает нужду только в молчании, чтобы сосредоточиться в себе и размыслить о высоких уроках, содержащихся в нём. Читая со вниманием сие простое изложение Евангельское о последних страданиях и смерти Иисуса Христа, можно ли не чувствовать благоговения в духе и умиления в сердце? Сила истины такова,-что самый нечестивый не может не уважать её, когда она является в столь ясном свете; и Божественный Промысл так устрояет, что она находит ревностных защитников себе среди самых отъявленных врагов своих. Посему мы намерены обратиться теперь не к Отцам Церкви, и не в их писаниях искать себе назидания: но постараемся найти себе удовлетворение в громких словах, вылившихся из-под пера одного из корифеев философии скептической, когда он говорит о несравненной истории жизни нашего божественного Владыки: «Евангелие, - говорит Жан Жак Руссо, - эта Божественная книга, при одном размышлении о её содержании, рождает в душе любовь к её Писанию и желание исполнять Его правила. Никогда добродетель не говорила столь кротким языком; никогда самая высокая мудрость не выражалась с такою силою и простотою. Прочитав её, нельзя не почувствовать себя лучшим чем прежде (Эмиль том 4). Обратите, в самом деле, внимание на великолепные сочинения философов; как они малы пред сею книгою! Возможное ли дело, чтобы сия книга, вместе и столь высокая и столь мудрая была произведением ума человеческого? Возможное ли дело, чтобы Тот, Чью Историю она содержит в себе, был простой только человек? Заметен ли в ней тон энтузиаста или честолюбивого основателя секты? Какая кротость, какая чистота в Его нравственности! Какая трогательная приятность в Его наставлениях! Какая возвышенность в Его правилах! Какая глубокая мудрость в Его беседах! Какое присутствие духа, какая проницательность и справедливость в Его ответах, какое владычество над Своими чувствованиями! Представьте человека, представьте такого мудреца, который умел бы так действовать, страдать и умереть - без слабости и без тщеславия? Когда Платон описывает своего воображаемого Праведника, покрытого поруганием, как злодея, и между тем достойного всех наград за добродетель свою, он очень сходно изображает Иисуса Христа; это поразительное сходство чувствовали даже Отцы Церкви, и нельзя не заметить его! Какое предубеждение, и какое ослепление было бы - сравнивать сына Софронискова с Сыном Марии! Какое неизмеримое расстояние между тем и Другим! Сократ, умирающий без страданий, и не бесславной смертью, легко мог выдержать себя до конца, и если бы эта лёгкая смерть не прославила его жизнь, то можно бы было усомниться в том, оказался ли бы Сократ чем другим, а не софистом! Он, говорят, изобрёл учение нравственное; но другие ещё до него исполняли на самом деле это учение, - он только выразил словами то, что другие делали, их примеры обратил в уроки... Притом, у своих ли он заимствовал ту возвышенную и чистую нравственность, которой уроки и образцы преподавал он один? Смерть Сократа, спокойно любомудрствующего со своими друзьями, есть самая приятная, какой только можно желать; смерть Иисуса, испускающего дух Свой среди мучений, поношений, посмеяния и злословия всего народа, есть самая ужасная, какой только можно страшиться! Сократ, принимая чашу с ядом, утешает того, который подаёт её ему с плачем: Иисус среди ужаснейших мучений молится за Своих ожесточенных распинателей! Скажут ли, что Евангельская История выдумана для того, чтобы доставить удовольствие? Нет, нет; так не выдумывают: и обстоятельства жизни Сократа, в которых никто не сомневается, не с такою достоверностью засвидетельствованы, с какою обстоятельства жизни Иисуса
?Христа. Притом утверждать это значило бы уклоняться от затруднения, не разрешая его! Было бы более несообразности в том предположении, что многие лица с общего согласия сочинили эту историю, нежели в том, что Одно Лицо доставило им Своею жизнью один общий предмет для описания; никогда бы писателям иудейским не выдумать ни такого повествовательного тона, ни такой нравственности! Евангелие представляет признаки истины столь поразительные, столь соверщенно неподражаемые, что изобретатель таких характеров заслуживал бы большего удивления, чем сам его Герой (Письмо 1.4)Всего, сказанного нами, слишком достаточно, чтобы заградить уста неверующих прошедшего, настоящего и будущего времени. Нет нужды присовокуплять к сему, что сам Вольтер - этот беспощадный разоритель всякой нравственности и всякой религии, равно как всякой здравой философии и достойной одобрения Политики, так непростительно злоупотреблявший своим умом, сам Вольтер неоднократно не мог не отдать искреннего почтения Божественному посланничеству Иисуса, умершего на кресте для спасения мира, Иисуса, на Церковь Которого он нападал с неистовой яростью, и Которого самого он хотел сокрушить силою насмешек; так родоначальник новейших нечестивцев сказал: «пример, поданный Иисусом Христом свят; Его нравоучение Божественно»...