Избранные научно-фантастические произведения в 3 томах. Том 1

Потом сгустились тучи и скрыли небо, и грозы окутали весь мир огненной тканью молний; по всей земле пролились такие ливни, каких люди никогда еще не видали, а там, где вулканы извергали красное пламя к балдахину туч, с неба низринулись потоки грязи. Повсюду вода отступала с равнин, оставляя покрытые грязью и тиной развалины, и земля, как взморье после бури, была усеяна всевозможными облаками и трупами людей и животных. Вода возвращалась в русла много дней, смывая почву, деревья и дома, намывая огромные дамбы и вырывая глубокие овраги. Это были дни мрака, сменившие дни звезды и зноя. Все это время и в течение еще многих недель и месяцев продолжались непрерывные землетрясения.

Но звезда прошла, и люди, гонимые голодом, понемногу собирались с мужеством и возвращались в свои разрушенные города, к опустошенным житницам и залитым полям. Те немногие суда, которым удалось спастись от бурь, подошли к берегу, полуразбитые, осторожно пробираясь среди новых скал и отмелей, выросших в ранее хорошо знакомых гаванях. А когда бури утихли, люди заметили, что повсюду дни стали жарче, чем раньше. Солнце делалось больше, а Луна, уменьшившись до одной трети своей прежней величины, совершает свой оборот вокруг Земли за восемьдесят дней.

В нашу задачу не входит рассказывать о новых братских отношениях между людьми; о том, как были спасены законы, книги и машины, о странной перемене, происшедшей с Исландией, Гренландией и побережьем Баффинова залива: такими зелеными, цветущими стали эти места, что приплывшие туда моряки с трудом поверили своим глазам. Не будет здесь рассказано и о том, как в результате потепления люди расселились к северу и к югу, ближе к полюсам. Это была только история появления и исчезновения звезды.

Марсианские астрономы — потому что на Марсе есть астрономы, хотя марсиане — существа, сильно отличающиеся от людей, — были, естественно, глубоко заинтересованы этими явлениями. Конечно, они рассматривали их со своей точки зрения. Один из них писал: «Принимая во внимание величину и температуру метательного снаряда, пущенного через нашу солнечную систему к Солнцу, можно только удивляться, что на Земле, едва не задетой снарядом, имели место сравнительно незначительные разрушения. Все известные нам очертания континентов и водных пространств остались прежними, и единственно заметной переменой было значительное уменьшение белых пятен, которые считаются замерзшей водой на земных полюсах».

Это только показывает, какими ничтожными кажутся величайшие людские бедствия, если смотреть на них с расстояния нескольких миллионов миль.

Человек, который мог творить чудеса

Трудно сказать, была ли эта способность врожденной. Что касается меня, я думаю, что она возникла у него внезапно. До тридцати лет он был скептиком и не признавал никаких чудесных сил. Здесь кстати будет заметить, что это был человек маленького роста, с темнокарими глазами, густой щеткой рыжих волос и усами, закрученными кверху; все лицо у него было в веснушках. Звали его Джордж Мак Уиртер Фотерингей — имя, вовсе не заставляющее ожидать чего-нибудь чудесного, — и он служил клерком у Гомшота. У него была привычка высказывать свои мнения в категорической форме. И вот однажды, когда он утверждал, что чудеса невозможны, он в первый раз почувствовал, что сам таит в себе сверхъестественные силы.

Дело было в кабачке «Длинный дракон», и Тодди Бимиш, возглавляя спорщиков, бросил ему однообразную, но довольно сильно действующую реплику: «Это — по-вашему», которая вывела мистера Фотерингея из терпения.

Кроме этих двух лиц, в комнате находились; какой-то запыленный велосипедист, хозяин кабачка Кокс и мисс Мейбридж, почтенная и немного тучная служанка «Дракона». Мисс Мейбридж стояла спиной к мистеру Фотерингею и мыла стаканы; остальные смотрели на него, смеясь над безуспешностью его доводов.

Раздраженный тактикой в духе Торрес-Ведраса, принятой мистером Бимишем, мистер Фотерингей прибегнул к не совсем обычному риторическому приему.

— Послушайте, мистер Бимиш, — сказал он, — попробуем ясно определить, что такое чудо. Чудо — это что-то противоречащее законам природы, вызываемое силой воли: если бы чудес не жаждали, они не могли бы произойти.

— Это — по-вашему! — возразил Бимиш.

Мистер Фотерингей обратился к велосипедисту, который до сих пор слушал молча. Тот кивнул, потом нерешительно кашлянул и взглянул на мистера Бимиша. Хозяин отказался высказать свое мнение, и мистер Фотерингей опять обратился к Бимишу, который вдруг, совершенно неожиданно, согласился с его определением чуда.

— Например, — продолжал Фотерингей, ободренный, — вот что было бы чудом. По законам природы, эта лампа не может гореть, если ее перевернуть вверх дном. Не правда ли, Бимиш?

— Это вы говорите, что не может, — отвечал Бимиш.

— А вы? — вскричал Фотерингей. — Вы полагаете, может, а?

— Нет, — неохотно согласился Бимиш, — не может.