С тех пор я не видел Мелинду. Вы спросите, почему? Да потому, друг мой, что после развлечений и сумасбродств для нас с Вами неизбежно наступает период внутренней сосредоточенности и напряженной работы, не оставляющих места для сердечных увлечений. Праздный гуляка, создающий нечто значительное, — это, увы, лишь миф, или, точнее, лишь одна необходимая ипостась многосложного образа художника. Необходимость же такой ипостаси заключается в том, что повседневное существование постоянно предъявляет нам целый реестр своих условий, запросов и требований, большей частью ложных, от которых мы должны время от времени отгораживаться стеной из бутылок и замыкаться в стенах богемных притонов. Не зря Ронсар утверждал: «Я лишь тогда и мыслю здраво, Когда я много пью вина». Я не зря уделяю в своих письмах столько внимания нашему веселому времяпрепровождению: оно есть необходимая форма освобождения от власти рутинной обыденности, тем более что поэт в силу специфики своего дара не может защититься от нее размеренностью и упорядоченностью творческих занятий — в отличие, допустим, от прозаика или живописца. Сошлюсь на Эдмунда Спенсера:
Возвращаясь к Мелинде, скажу Вам, что после нескольких весело проведенных дней у меня попросту очень долго не находилось на нее времени — как из–за необходимых, к сожалению, будничных дел, так и главным образом из–за усиленных творческих занятий, которыми я не считаю себя вправе жертвовать даже ради самых заманчивых обольщений этого мира. После столь значительного перерыва звонить Мелинде без веского предлога стало уже как–то неловко, затем подоспели новые сердечные увлечения… Не сомневаюсь, что и Мелинда тоже нашла с кем утешиться, оправдав слова того же старого весельчака Спенсера: «Так и любовь — мы с нею поспешим От старых бед к восторгам молодым».