Избранные письма. Том 2

… Я получил «Карамазовых». Какой это ужас! Вот удружили, что по всем афишам и рецензиям говорится, что этот текст составлен мною!!!.. Такой скверной литературной репутации мне еще никогда не делали. Нельзя ли хоть в дальнейшем этого не повторять? Даже не понимаю, как не хватило чутья и уважения к моему имени! Ничтожный осколок из моего «двух-вечернего» текста!

Чувствую, что мое письмо сегодня не праздничное (сочельник), брюзжащее, и сознаю, что 19-дневное расстояние усиливает тяжесть впечатления, но ничего не могу поделать, не могу кривляться, что радуюсь.

Постараюсь написать скорее еще…

Ваш В. Немирович-Данченко

Сборы у нас очень хорошие, но благодаря некоторым обстоятельствам, о которых писать неудобно, в общем понизились. То есть нельзя назначать высокие цены.

Завтра, 25-го, в первый день праздников (спектаклей нет) играем экстренный спектакль (благотворительный) «Анго» в Большом театре. На балу у Ланж танцуют Гельцер, {284} Рейзен, Жуков, Смольцов и др. — весь цвет балета. Вчера репетировали с ними от 1 часа до 5 ¹/₂.

У Мейерхольда имеет успех новая пьеса (русского автора)[597]. Играют всё актеры Незлобинского театра. Пьеса не очень-то революционная, скорее — американски-кинематографически-буржуазная мелодрама.

В Малом театре дела отличные. Тоже идет пьеса новая, нового русского автора[598]. Пока эти авторы как-то не запоминаются, — оттого не именую их.

Кроме того, в Малом возобновлена «Сердце не камень» в очень отсталых тонах и постановке. Но отлично играют Давыдов и Пашенная.

О том, что Вера Николаевна[599] будет играть у нас Лизистрату, — Вы, вероятно, уже слышали.

В. Н.-Д.

Екатерина Николаевна очень, очень благодарит Вас за внимание, посылку, за память.

Кланяйтесь от меня.

389. О. С. Бокшанской[600]

6 – 7 января 1924 г. Москва

6 января (24 дек.) Старый сочельник. Воскресенье. У нас два спектакля. Утром («Синяя птица») — все-таки полно. Вечером («Турандот») — еще не знаю… Завтра старое рождество. Праздновать не велят. Но понедельник, поэтому в театре ничего нет.

Интересно, как-то будет театр относиться к праздникам в будущем году? После того, как вы играли во все дни. Я часто ставлю в пример репертуар Филадельфии (или Чикаго?) в прошлую страстную и пасху[601].

Я Вам не писал, должно быть, две недели. Последнее мое письмо было сердитое, брюзжащее. Что-то многое меня раздражало.

Встретили мы Новый год. Хорошо. Этой встречей я несколько занялся… Я видел, что большой дружной вечеринки ждать нечего, так как даже в Музыкальной студии завелось {285} гнильцо, которое еще не вполне ликвидировано. Тогда я решил сделать встречу официальную. Без так называемых «номеров», но с оркестром. Большой стол, с строгим распределением мест по моему плану и с моим же распределением ближайших столов. За большим столом — в центре я и Екат. Ник. Около меня Малиновская, около Ек. Ник. — Сушкевич (Чехов не мог быть). Визави Михайлов, Соколовская. Дальше от меня (за Малиновской) Владимир Сергеевич[602]. И т. д. — представители 1-й Студии: Бромлей, Гиацинтова, Бирман, Берсенев — и Музыкальной: Бакланова, Преваль, Белякова, Лосский. За другим столом — 1-я Студия, за третьим — Бакалейников, Баратов, Изралевский и т. д. Потом 4-я Студия, стол Ив. Ив. Титова и т. д. и т. д. Был стол Большого театра (Озеров с женой, Мигай, Степанова). И речь я держал праздничную и мягкую, но официальную и в некоторых частях очень серьезную.

И вот, несмотря на официальность, вышло на редкость хорошо. А может быть, именно потому…

Разумеется, пили за «странствующих, путешествующих»… в частности, за К. С.

В 1-й Студии сыграли пьесу Ал. Толстого «Любовь — книга золотая» — очень хорошо в актерском отношении, но пьесу публика приняла холодно.

Во 2-й мне показывали куски (два акта вчерне) «Невидимки»[603] и два акта «Розы и Креста». Все совсем вчерне. <…>

4-я — еще раз показывала «Кофейню», все еще совсем плохо.

В 3-й брожение вылилось в разные собрания, резолюции… По моему совету Завадский принял самые решительные меры, вплоть до категорического запрещения участвовать у Мейерхольда (туда было двинулись кое-кто). Сам Завадский дошел до того, что во время «Турандота» (в студии) упал в обморок, но дело наладилось: все стихло.

В Музыкальной студии все благополучно, работают, — однако я закрыл «Художественно-административный совет» (Бакалейников, Баратов, Рошет, Попов, Грузинов). Причем имел три длительных беседы с первыми двумя. Ни в обморок я не падал, ни собраний, для меня неприятных, не было.

{286} Жизнь театральная в Москве вообще как-то притихла. Борьба, бунты, нападки — все куда-то ухнуло… Сборы делают, кроме «Лизистраты», в Малом — «Железная стена» и у Мейерхольда «Озеро Люль».

Ваши письма, дорогая Ольга Сергеевна, получаю аккуратно. Получил и письмо Сергея Львовича[604] с заметками о постановках в Нью-Йорке[605]. Получил и телеграмму за подписью тройки — со днем моего рождения, был очень тронут. Благодарю за хорошие минуты.