Избранные письма. Том 2

… По-видимому, вообще сезон не обещает быть захватывающим. «Пер Гюнт», вероятно, будет лучшею постановкой. Но боюсь, что окажется для публики немножко «чужим». Волновать, пожалуй, не будет. «Екатерина Ивановна» — не скоро. И можно сказать наверное, что в лучшем случае произведет в публике раскол. И то, если мне удастся очень углубить пьесу, как я ее понимаю, и облагородить — не в смысле удаления из нее рискованностей, а в смысле обращения этих рискованностей в важное и значительное. …

283. В. В. Лужскому[180]

28 декабря 1912 г. Берлин

Freitag

Милый Василий Васильевич!

Во-первых, спасибо, что не забываете обо мне и пишете.

Во-вторых, очень, очень и очень жалею Вас за 25-е: первый день праздника, маленькая передышка — и все-таки замучили Вас.

К сожалению, Гзовская так слилась с пьесой Тургенева, что оправдывает самую поговорку: где тонко, там и рвется[181].

{100} Самое же грустное в Вашем письме: уныние, которое и Вас начинает охватывать. Но «возьмите разум в руки». Как Вы взялись за администрацию, — Вам неминуемо страдать от мелочей, но если не забывать, что, право, это все мелочи, то можно и меньше страдать. А в конце концов, конечно, все это мелочи. Ну, не повезло с Тургеневым, убытки — 5, 6, 7 тысяч… Ну, с Барабейчиком что-то вышло. Ну, Конст. Серг. в 20-й раз говорит, что самое важное в театре спектакли — миниатюры с молодежью, — пусть говорит… А мы все-таки не будем унывать! Вот возьмем, да и не будем! Возьмем, да и отмахнемся! Разве от этого мы потеряли здоровье, силы, талантливость, любовь к сцене? Разве в будущем нет чего-то, что может согреть? Какая-то новая работа, которая всколыхнет, освежит.

Посмотрите на Вашего старого товарища, на меня. Уж как я треснулся с «Екатериной Ивановной»![182] А ничего! Довольно бодр. И не потому бодр, что передохнул, — я и в Москве ни на один час не терял бодрости. А потому, что, во-первых, в самой работе у меня было очень много радостей, во-вторых, театр остался на высоте — и постановкой и исполнением, в-третьих, неуспех не поколебал меня, то есть вот ни чуточки не поколебал: так же считаю пьесу талантливой, так же считаю себя понимающим.

А ведь неуспех «Екатерины Ивановны» гораздо крупнее, чем отмены из-за Гзовской и прочие частности.

Да посмотрите и на Конст. Сергеевича: у него и с «Гамлетом» и с Тургеневым дело обстояло не лучше, а разве он приуныл?

Вы чересчур добросовестно, чересчур принимаете близко к сердцу частности текущих дел. Это хорошо, так и надо. Но в минуты уныния надо вдруг вспомнить, что это только частности, — и как рукой снимет. Энергия и добросовестность останутся, а меланхолия улетучится.

Вы проходите весь путь, пройденный мною. И потому, что за мной — опыт, Вы должны мне поверить.

Для того, чтобы сохранять известную долю оптимизма, нельзя полагаться только на ту жизнерадостность, которую нам дала природа, — надо еще самим освежать ее, эту жизнерадостность, — {101} выветриванием, выкуриванием мошек, комаров и других насекомых, беспокойных, но не злых и не крупных.

Когда-нибудь Вы повторите мне все это: я впаду в уныние, а Вы мне будете говорить то же самое, да еще напевая из разных опер[183].

Так и будем друг друга поддерживать.

Теперь о делах.

Разумеется, роль в «Где тонко» теперь уже окончательно надо передать. И, по-моему, — только Барановской. Во-первых, она скорее приготовит, чем Коренева, никого не измучит, а во-вторых, я с Барановской лучше умею заняться и приготовлю ее в три дня. Пусть она только выучит слова за праздники. (По моей системе можно выучить слова отдельно от переживаний), и платье ей пусть сошьют.

Словом, скажите Константину Сергеевичу, что я берусь и отвечаю за исполнение больше чем приличное.

Без Тургеневского спектакля нам нет возможности вести репертуар. Я не передавал роли до самых крайних пределов, хотя уже получал «запрос» от пайщиков, — почему я этого не делаю? Гзовская не может быть на меня в претензии…

В конце концов, чего бояться? Барановская актриса крепкая, и «Где тонко» имеет очень много достоинств вне исполнения роли Веры, — тут и обстановка, и ансамбль, и Качалов.

Ничего не имею против того, чтобы роль была передана Кореневой, но при условии, чтобы кто-нибудь ответил за то, что это дело не затянется: либо К. С., либо Москвин. Но ведь К. С. уйдет в Мольера[184], а Москвин в «Царя Федора»[185], Вы — в Оргона[186].

А Тургенева надо прямо ставить на афишу на неделе между 7 и 13 января, в четверг, пятницу или субботу. Ну, хоть в пятницу.

Хотите — об этом прочтите мое письмо Константину Сергеевичу.

Я, разумеется, целые дни думаю о репертуаре. Приготовил список обсуждаемых пьес, чтоб выслать его в Москву и, вероятно, завтра-послезавтра вышлю. Но вперед вижу, как, {102} обсуждая этот список, никто ни на одной пьесе не остановится…

Обнимаю Вас.

Привет от меня и Ек. Ник. — Перетте Александровне.

Ваш В. Немирович-Данченко

284. В Совет МХТ[187]

26 февраля 1913 г. Москва