Избранные письма. Том 2

{170} «Студийная» работа для всех. Для всех! Она несовершенна, многое в ней весьма оспариваемо, многое неприменимо одинаково для всех, а ставится всем в обязательство, есть в ней важные приемы, не только не развивающиеся, но задерживающие развитие дарований, — но пока она дает наилучшие пути сценические. Эти пути пока не охватили больших кругов, не имеют они и многочисленных руководителей, но будет расти число руководителей и будут руководители талантливее, шире, с педагогическими приемами, более чутко приспособляющимися к дарованиям артистов. Пока можно указать в этих педагогических путях и приемах три разряда: 1) Несомненные, не только пригодные, но и необходимые для всех и, стало быть, имеющие право на создание школы. Только эти несомненные и могут быть введены в основу школы. 2) Такие, которые можно назвать по меньшей мере спорными. Они эластичны, как эластично само понимание искусства. Применяемые к одним индивидуальностям, они могут быть благотворны, применяемые к другим — гибельны для этих дарований. Педагог (режиссер), чуткий и даровитый, может блестяще пользоваться эластичностью этих приемов, в руках педанта они преступны. Эти приемы не имеют права на школьное обязательство. Опыт и широта понимания искусства будут разрабатывать именно эластичность этих приемов. 3) Такие, которые еще ожидают применения. Нужда в них назревает, но они еще не разработаны, не введены в студийное дело.

322. Л. Н. Андрееву[328]

12 июня 1916 г. Ялта

9 [12] июня

Дорогой Леонид Николаевич!

9 июня!

Немного оправдать мое молчание.

Не так давно произошел небывалый случай в истории Художественного театра: я не был с ним ровно месяц! Со второго дня пасхи захворал бронхитищем; чтобы избавиться, уехал в Крым на 8 дней и вернулся в театр только 12 мая. Можете представить, сколько накопилось дел и делишек! А тут еще {171} ворвались кое-какие личные дела, и вот я за полтора с лишним месяца был в котле деловых разрешений.

Теперь несколько дней в Крыму. 14 уеду в Кисловодск (до востребования), а с 12 июля в деревню (Екатеринославская губ., почт. ст. Больше-Янисоль, усадьба Нескучное). И в Москву — 12 августа.

Что же Вы делаете? Думаете ли Вы о Художественном театре? Думаете ли вообще о театре?

Я Вас люблю, Леонид Николаевич.

Не странно Вам такое признание?

Я вас люблю больше всех се-часовых писателей. Но и ненавижу больше их всех. Впрочем, я, кажется, не умею ненавидеть. Злюсь. Мучаюсь Вами.

Вас я тоже, кажется, немало мучил. Нам потому нельзя сердиться друг на друга. Мы квиты.

Может быть, все дело в том, что и меня и Вас за Вас мучают другие люди? Но я с ними неразрывен! И иногда они бывают правы.

Ах, как я злюсь на Вас, когда чувствую, что они правы. Женщина, та сердится на любимого, когда он не в авантаже, и ее подруги тайно радуются, что он не в авантаже. «Ну что тебе стоило не надевать этот галстук и не говорить так грубо?»…

(А когда он наденет галстук, который нравится вам, и будет сдержан в выражениях, он будет в полном авантаже, станет ординарным…)

Итак, военный сезон прошел. Второй военный сезон. По нашему плану предстоит еще третий такой же. Во всяком случае, первая его половина.

«Линию», которую я Вам рисовал, продолжаю вести. Готовиться для искусства, но быть в нем в старых знакомых проявлениях. Художественный театр был эту зиму очень нужен публике. Но тот Художественный театр Чехова, и «Царя Федора», и «На дне»! Даже Достоевский не был нужен. Новое никому не было нужно. Кроме десятка-другого театралов, таких театралов, которые останутся ими даже в случае всемирного землетрясения. Как только отдышатся, так сейчас же скажут: а в Художественном театре скоро премьера?

{172} В Художественном театре не скоро будет премьера.

Что мы делаем? Хотите Вы знать. Что нового делаем?

Значит, Станиславский с Москвиным все время занимались «Селом Степанчиковым». Занимались много, кропотливо, но меня еще не звали. Только Москвин не хотел уезжать на лето, не показав мне своих замыслов[329].

Другая группа занималась «Розой и Крестом» — направленная самим Блоком[330]. Чего там достигли — тоже мало знаю. Не думаю, чтоб многого, однако репетировали, искали.

Третья группа приступила к «Дяде Ване». Только приступила. Качалов играет в «Розе и Кресте» (самого урода) и Астрова в «Дяде Ване»[331].

Вот и все, что у нас начато.