Избранные письма. Том 2

{239} Во-вторых, новый репертуар. Нам сейчас чрезвычайно трудно. Например, не считаясь с Вашим возвращением, решили было ставить «И свет во тьме светит» с Леонидовым[481]. И он сначала будто загорелся, потом остыл. Может быть, отчасти и потому, что решительно некем даже приблизительно заменить Марию Николаевну[482]. Я повел переговоры с Пашенной, но — долго рассказывать — из этого ничего не вышло. И в конце концов в МХТ постановили ставить «И свет во тьме» только с Качаловым (и если не с Германовой, то, может быть, с Книппер).

(Я думаю, что Леонидов может быть хорошим товарищем режиссера в этой пьесе.)

Или я все-таки хотел поставить «Розу и Крест», передав Гаэтана Ершову, а Бертрана — Знаменскому. Но мое хотение было так вяло по понятным причинам, что его не трудно было парализовать перспективами художественного характера. О «Короле темного чертога», которого я с Марией Николаевной собирался ставить силами нашей Музыкальной студии, — разумеется, без М. Н. и думать нечего[483].

Что мы будем ставить без вас? Не знаю. Намеченное не очень увлекает…

В докладе по репертуару «академических» театров на будущий год (Большой, Малый, Художественный, 1-я Студия, 2-я Студия, 3-я Студия, Районная группа[484], Камерный театр, Чеховская студия, Грибоедовская, Студия имени Горького, Габима (еврейская) и Детский театр) — в официальном докладе я заявлял о плане закончить все начатые работы.

В-третьих. Вы можете дать то молодое, но уже достаточно опытное управление, на какое К. С. рассчитывает от Студии[485] и какого нам так недостает.

Я думал, что у нас без вас работа пойдет так: К. С. будет занят преимущественно драматической группой, а я музыкальной. Но как-то случилось, что я до такой степени погряз в управлении всем делом, что на мое новое детище у меня хватало времени очень мало. Из нескольких начатых постановок я ни одной не закончил[486].

Продолжать так я не могу. Вот почему я и склонился передать управление 1-й Студии. Но я, разумеется, радостнее {240} встречу Правление, состоящее из Берсенева, Массалитинова, Бертенсона, Подгорного (который был очень на высоте все время) и Подобеда. Работу вашего Леонидова я не знаю, но, разумеется, он здесь нашел бы ее[487]. Дело стало так невероятно многогранно, так нужны умелые, опытные администраторы, особливо если бы завязались периодические поездки за границу, что Леонидов, каким он слыл раньше, вероятно, стал бы крупной фигурой в нашем аппарате. По многим соображениям мне не хочется развивать подробнее, как стоит у нас дело с администрацией…

(Между прочим, финансовым отделом ведает Михаил Герасимович[488]. Недавно он окончательно выпущен из Бутырок, а до сих пор только ночевал там.)

Уж из одного официального перечня «академических» театров Вы видите, сколько у нас групп и как много надо административного внимания, чтобы связь была пристойной и в художественном и в моральном смысле. Я смею сказать, что престиж нашего дела не страдал потому, что мы были зорки не только в художественности, но и в административной части. Но сил не хватает!..

Вообще курс, взятый нами еще в Вашу бытность здесь, в конце концов, побеждает по всей линии. То есть — оставаться вне политики, отбрасывать все второстепенное, всяческий второй сорт, дорожить настоящими сценическими ценностями, культивировать их, не останавливаться на застывающих формах, твердо верить, что только настоящее искусство и нужно, даже в самые острые моменты революционных требований. И это побеждает. Огромный, почти бешеный, натиск на «академические» театры, в особенности на наш, со стороны группы Мейерхольда, получившего неожиданно большую официальную власть[489], провозгласившего лозунг «театрального октября» и объявившего академические театры контрреволюционными, без удержу агитирующего и доходящего часто до хулиганских выходок, — этот натиск уже ослабел, как лопнувший пузырь, сам Мейерхольд уже отстранен от власти; а отношение к нашим сценам чуть не крепче прежнего.

Но этот курс требует и исполнения первоклассного. Можно сказать, что никогда критическое настроение к тому, что действительно {241} первосортно, не было так ощутительно, как в настоящее время. А ведь нет театральных журналов и театральных критиков! По крайней мере их влияние совершенно ничтожно.

Я часто вспоминаю (и даже перечитываю) протоколы наших «понедельников»[490]. Как-то припомнил и дал читать последний доклад Краснопольской о «символическом» пути искусства Художественного театра. Это был лучший доклад[491]. И так дело и идет! В этом отношении имеются крупные достижения не только в удачном «Ревизоре», но и в неудавшемся «Каине». Может быть, «Каин» и не удался прежде всего потому, что там исполнение, при большой добросовестности, опускалось до второстепенного и даже ниже.

Нужны прекрасные актеры! Прекрасные актеры толка Художественного театра.

И наконец, в-четвертых, своим приездом вы, может быть, облегчите возможность уехать или съездить за границу смешанным группам Художественного театра. Об этом я писал выше.

3. <…>