— Конечно, были опубликованы. Я был там единственным, нет, нас было двое, кто не упомянул Сталина — я и еще один еврей. В гробу я Сталина видал, не из-за моего особого героизма — смерть выжгла мой страх. На антифашистском митинге перед тремя-четырьмя тысячами участников я так закончил свою речь: «От имени последних виленских евреев, что скрываются в лесах и пещерах, я призываю вас, евреи всего мира, отомстите». Так я закончил. Тут еще важен был тон, которым я это сказал. Я помню, что ко мне подошла моя родственница и сказала по-русски: «Как ты смел?» Единственный, кто остался доволен речью, был Дер Нистер — он не боялся. Он взял меня под руку и сказал: «Товарищ Суцкевер, вы знаете, когда вы закончили свою речь, вокруг переглянулись, и я подумал, что у меня не застегнуты брюки… Переглянулись, потому что вы не закончили святым именем…» Их ненависть нашла свое выражение в моей маленькой мести, если можно так сказать. Вы меня понимаете?
Стихотворения Суцкевера
СКРИПИЧНАЯ РОЗА
Перевод Валерия Дымшица
От капель дождя, что сулит воскрешенье,Растет потихоньку, приходит в движенье(Как память о детстве моем неуемном)Скрипичная роза в гробу черноземном.Скрипичная роза, не нужен скрипач ей,Нет больше хуливших, хваливших — тем паче.Она заиграла — скажите на милость! —В честь старой струны, что опять возродилась.В честь старой струны, что опять задрожала,В честь старой пчелы, чье так сладостно жало,Хоть мед ее горек; в честь пенья и воли,В честь старой, опять возродившейся боли.Из книги «Скрипичная роза» (1974)
СИБИРЬ
Рисунки Марка Шагала сделаны для издания поэмы 1953 года
Хутор
1.
Синий снег дороги, свет заката,Сладостные краски полусна.Снегом от заката скрыта хата,Теплится в долине, чуть видна.Джунгли на стекле растут стеною,Колокольцы на санях звенят,Голуби воркуют под стрехою,Где-то надо мной. И льдом прижат,И прошит стеклянными стрелами,Спит Иртыш, ворочаясь во сне.Под умолкнувшими куполамиСемилетний мир цветет во мне.2.
В заспанном, засыпанном снегамиХуторе, где я открыл Сибирь,Тени распускаются цветами,Ртутными цветами, вдаль и вширь.По углам углами расстилаетБелизну неяркую луна,Белое лицо отец склоняет,На запястьях — снега тишина.Хлеб он режет осторожно, словноХлебу причинить боится боль…Долю мыслей получив бескровно,Долю хлеба я макаю в соль.3.
Нож. Отец. Коптящая лучинка.Детство. Мне семь лет. И тень беретСкрипку со стены, и словно льдинкаСкрипка надо мною слезы льет.Тсс! Отец играет, гравируяВоздух. Серебринки звуков-слёзНадо мной качаются, кочуяДымкой, как дыхание в мороз.За косматой морозью оконнойВолк берет на зуб за звуком звук.Тишина. А в голубятне соннойВылупляется птенец: тук-тук.На рассвете
Лап следы, что в страхе тварь ночнаяСловно розы бросила на снег,Чуть светило новое, вставая,Уличило вскользь ее набег,По краям немного золотятся,Вглубь темны. В суглинок ледянойЛес корнями не устал впиваться.От собак в упряжке пар густойВалит и сливается с дымамиТруб, с дыханьем человека в хор,И уже склубился над полямиВ поднебесье кочевой шатер.Знакомство
1.