Избранные произведения

Из отчего гнезда,
Из тиши, из приюта грез и нег
И чар, в чьем обрело небесном даре
Уединенье прелесть, ты туда
Влекома роком, где течет в угаре
И шуме жизнь; нам в этот гнусный век
Жестоким небом послано предвестье,
Сестра моя, что в смутный
И горемычный час
Умножишь ты Италии несчастной
Несчастную семью. Готовь запас
Отваги для детей. Прочь ветр попутный
Гоним судьбой злострастной
От доблестей. Замкнуть
Дух чистый не дано в больную грудь.

Ждут скорбь иль подлость — розно —

Твоих сынов. О, пусть бы скорбь! Прорыв
Меж доблестью и счастьем ров бездонный,
Нрав торжествует низкий. Слишком поздно,
Под самый Вечер дел людских рожденный
Здесь обретает чувство и порыв.
Пусть небо глухо, тем труди ты сердце,
Не выросли чтоб дети Ни счастия друзьями,
Ни робости игрушкой и надежд,—
Счастливыми вы прослывете, сами
Дивясь, в каком-то будущем столетье,
Ибо (срамной невежд
И трусов стиль) мы травим
Живую доблесть — мертвую же славим.

О жены, ждет от вас

Немногого отчизна; и лучится
Не на позор и муку людям, пламя
И сталь смиряя, нега ваших глаз.
Мудрец и воин направляем вами
На мысль и дело. Все, что колесница Божественная дня везет, все вам.
Дать требую у века
Отчет вам. Разве взмах
Рук ваших огнь священный погасил,
Огнь юности? Иль из-за вас зачах,
Забит наш нрав? И коль душа — калека,
Коль цель низка, коль жил
Природная цена
И мышц ничтожна, ваша ль то вина?

Любовь — деяний шпора

Высоких, коль ценить ее; порывы
Благие будит красота. Но те
Безлюбы души, в ком сердца ретивы
Не могут стать, когда вступают в споры
Ветра, и сводит тучи в высоте
Олимп, и сотрясает гору буря.
Взбесившись. Девы! жены!
О, только б возбудил
В вас тот, кто чести, пред грозой сробев,
Лишился отчей, кто свой запер пыл
И пошлый ум свой в грязные загоны,
Презрение и гнев,—
Коль тех любить должны вы
Мужчин, что смелы, а не что смазливы.

Чтоб матерями трусов,

Страшитесь, вас не стали звать. Страданья
Достойных пусть терпеть младое племя
Научится; пусть презрит тех, чьих вкусов
Позорное не оскорбляет время.
Мужая для отчизны, пусть деянья
Отцов и чем обязан край им вспомнит.
Так, чтя героев сеч,
Чтя древних имена,
Рос Спарты род, младой, вольнолюбивый,
До дня, в который повязала меч
На пояс мужу юная жена,
А после черной гривой
Склонялась к наготе
Безжизненного тела на щите.

Виргиния, был лику

Дан образ твоему небесной дланью
Красы всесильной. Твоего же сила
Презренья ввергла римского владыку
В отчаянье. Прелестная, входила
Ты в возраст, склонный к нежному мечтанью,
Когда рассек грудь белую твою
Отцовский грубый нож,
И ты сошла в Эреб,
Сказав: «Пусть старость цвет и жар отнимет,
Отец, у тела; встанет прежде склеп
Пусть — чем меня сквернейшее из лож,
Тирана ложе, примет.
И коль в крови моей
Рим должен жизнь и мощь обресть, убей!»

Благая! хоть светила

В твой век был ярче блеск, чем в наш, но бремя
Могильное утешней днесь нести:
Земля родная этот холм почтила
Слезами. Пусть ты здесь не во плоти
Прелестной, новым ромулово племя
Зажглося гневом вкруг тебя: в пыли
Власы грязнит тиран,
И воля веселит
Забывчивые души, и на сонной
Земле латинским Марсом стан разбит
От тьмы полярной до полдневных стран.
Так, в тяжком погребенный
Безделье, вечный Рим
Судьбой жены вновь стал животворим.

Перевод А. Наймана