Избранные произведения

Никто не может питать такой ненависти к милитаризму, как я. Никто более горячо, чем я, не желает, чтобы позор милитаризма исчез с лица земли. «Величайшие вопросы сегодняшнего дня не могут быть решены ни парламентскими речами, ни большинством голосов, их можно разрешить только кровью и железом» — «Durch Blut und Eisen». Эти слова Бисмарка стали лозунгом реакции. Они были самым большим препятствием на пути демократического развития.

Ни одна из речей последнего времени не казалась мне столь нелепо высокомерной, как речь кайзера, обращенная к «его» народу, в которой он заявил, что в этот страшный час ог всего сердца прощает всех, кто когда-либо выступал против него. Мне стыдно, что в наши дни в цивилизованной стране могут говорить такую архаическую чепуху.

Но хуже «самодержавия кайзера», хуже даже, чем звериные идеалы, которыми он похваляется, хуже всего этого плохо скрытое лицемерие его вооруженных противников, которые кричат о мире в то время, как мир этот не может быть сохранен из-за их же собственной алчности.

Еще отвратительнее, чем глупая напыщенность кайзера, голоса хора американских газет, которые делают вид, что верят — и хотели бы и нас заставить верить, — будто в этой борьбе защитник современной демократии, рыцарь без страха и упрека, выступает против страшного чудовища — средневекового милитаризма.

Но для чего же тогда нужен демократии союз с Николаем II — русским царем? Может быть, Петербург, где действовал поп Гапон, или Одесса с ее погромами являются очагами либерализма? Неужели наши издатели столь наивны, что верят этому? Нет, нынешний конфликт — это ссора между торговыми конкурентами. Одна сторона сохранила благовоспитанные формы современной дипломатии и говорит о «мире», рассчитывая в то же время главным образом на прославившийся своим миролюбием военный флот Великобритании, на армию Франции и на миллионы полурабов, которых они получат за взятку у царя всея Руси (и, конечно, на силу решений Гаагской конференции), чтобы двинуть их вперед против немцев. Другая сторона — это свирепость и отвратительное евангелие «крови и железа».

Мы, социалисты, можем надеяться, можем даже быть уверены, что из ужаса кровопролития и страшных разрушений родятся далеко идущие социальные преобразования и будет сделан большой шаг вперед к нашей цели — к миру среди людей. Нас не должна обмануть газетная болтовня о том, что либерализм ведет священную войну против тирании.

Это не наша война.

1914 год.

Вместе с союзниками

В самый острый момент величайшей войны в Европе, когда западная цивилизация находится на краю гибели, Женева сверкает, как Монте-Карло в разгар сезона. И это Женева — родина общества Красного Креста, под чьим кровом не раз собирались конгрессы в защиту более гуманных методов ведения войны. То, чего весь мир боялся, наконец наступило. Началась война, с бомбардировками мирных городов, истреблением мирного населения нейтральных стран, убийством и уничтожением раненых. Горит разграбленный Лувен, а в Женеве собралось самое веселое и легкомысленное общество в Европе. Немцы, англичане, французы вместе обедают, вместе танцуют, толпятся по ночам в курзале у игорных столов, а затем устремляются посмотреть последнее низкопробное парижское ревю. Ночью огни вдоль озера сверкают, как драгоценное ожерелье. Музыканты в красных пиджаках исполняют самые веселые и легкие мелодии, но музыка заглушается смехом и шепотом шикарных женщин и мужчин в вечерних туалетах: англичан, французов, немцев. По веселым улицам прогуливаются эксцентричные девицы с парижских бульваров.

Денег нет ни у кого. Все слегка потерты, пообносились. Но всякое упоминание о величайшей в мировой истории войне считается здесь проявлением дурного тона. Война кажется отдаленной и мало реальной. О ней ничто не напоминает, за исключением расклеенных на стенах домов приказов швейцарского правительства о мобилизации, отрядов молодых солдат, проходящих обучение в поле, среди несжатых хлебов, да молчаливых толп французских и немецких резервистов перед зданиями их консульств.

Правда, о войне пишут в газетах, каждый поезд привозит груды крикливых, истеричных французских и немецких журналов. Газеты читают все и на несколько минут погружаются в обсуждение новостей. Тогда всюду слышится: «Неужели немцы действительно возьмут Париж? А приведет ли это к окончанию войны? Они и вправду хотят меня запихнуть на военную службу, скоты…» Но затем разговор вновь переходит на женщин, театр и последний обед. Вы пьете ваш аперитив, любуетесь видом на залитое солнцем озеро и возвышающиеся за ним мощные цепи снежных вершин с маленькими беленькими городишками, приютившимися у их подножья, и восторгаетесь этим видом, пока не настанет время идти завтракать…