- Здравствуйте, батюшка, Иван Тимофеич, - сказал он. - Много благодарен милости барской и вашей, что не разорили вы меня, а ждали оброк с меня третий год. Что бог дал, я принес, вот все до копейки, не оставил дома ни гроша. Только вот что, Иван Тимофеич, вы извольте поскорее отправить меня в суд. Хоть Серега со Степаном обидели меня больно, побили задаром, да уж за это бог их простит, а напраслины им терпеть нельзя: чемодан-то я срезал сдуру у проезжих, вот и топор мой, им и веревки обрезал, да опосля бросил, не взял ничего; а они ни в чем не виноваты, они пришли на готовое. Так уж простите, батюшка Иван Тимофеич, вы меня грешного, - продолжал Осип, повалясь в ноги, - что и вас, то есть и барина, я этим изобидел; а меня прикажите вести в суд: видно, судьба моя такая.
ДВУХАРШИННЫЙ НОС [*]
- Ну, извозчик, теперь мы с тобой выехали на простор: за рогаткой не будет езды такой, как в городе, и разговориться тебе свободно: сказывай же!
- Да что, батюшка барин, что вам сказывать-то? Житье-бытье наше известное - не барскому чета, а бога гневить нечего, жить можно.
- Оброку что платишь?
- Оброку? Да оброку-то, вишь, многонько платим; оно бы и ничего, кабы его добыть можно, а то, того гляди, поворотят тебя на работу, а в дому-то и худо будет. Оброку чистого платим мы с тягла - сперва было сто пятьдесят рублей, а теперь пошло на серебро
, так положили сорок пять целковых.- И уж больше нет повинностей никаких?
- Опричь того, три дня работы с сохой, три дня жать, три дня косить, тря дня сено грести, да хлеб перевозить на барское гумно, да три дня молотьбы, да опять хлеб в город свозить - вот эта гоньба одолела нас, что стоянки за нею много, - ну да еще зимой двенадцать возов дров привезти из лесу да десять рублев караульных, на усадьбу, за сторожей; а там казенное подушное внести, да и ступай, куда хошь.
- А много ль это всего, по вашему счету, на деньги будет?
- Да на деньги, батюшка, коли то есть кто домой не едет круглый год, уж чтоб хозяйки его не обижали, нанимает за себя, на все, - так сходит никак по двести по двадцать ассигнациями и по тридцать. Все бы это ничего, кабы хоть уж земля была - знали бы, за что платим, - а то землей мы больно обижаемся.
- А что, не хороша земля у вас?
- Да уж чего хороша, батюшка: это известно, божье дело, не наше; какова ни есть, такову и паши; да пахать-то нечего: всего по две мерочки посеву - вот что.
- Видно, плохо унавоживаете, то есть позему мало кладете?
- Э, баринушка, одной женой да одной коровой десятины не обрядишь, хоть что хошь делай. Известно, были б луга, держали б скотинку; ан их нет, ничем ничего, и сено купуешь. Да кабы еще на казенный лес, так хоть трубу закутай на круглый год, и дыму б не понюхал дома: лес у барина заповедной, что добудешь в казенном бору, то и горит. Порядки-то ныне пошли вишь какие, большие, что проходишь да проездишь за выправкой, так ино и полено того не стоит; ну, а славу богу, бога гневить нечего, все живется; что ни сорвет лесной, а все без тепла не живем.
- Ну, и слава богу, это, стало быть, ладно; теперь сказывай, как живешь у хозяина, почем что зарабатываешь да какова бывает удача.
- Да это, барин, известное дело, нанялся - продался, семь дней работать, а спать на себя. Хозяин платит рублев двадцать в месяц, кормит, дает верхнее платье; съездишь в день - да не равно, как бог даст: на три, на пять и на десять ину пору, в праздник, ассигнациями то есть; за счастливым поедешь боронить по улицам, не зевай только, и посадишь как раз; только свалил его другого; а не задастся, так без почину домой приедешь, и то бывает; либо и того хуже, как полубарин какой-нибудь ездит, ездит целый день, лошадь замучит, надо бы с него получить рублей пять, а он соскочил где-нибудь: "Сейчас, братец", - да в проходной двор и шмыгнет; вот и ищи его! а тут еще простоишь да прождешь его часа два...
- Ну, а по чему же хозяин учтет тебя: может статься, ты обманешь его?