Читаем Избранные произведения полностью

Избранные произведения

Раз как-то в воскресный день бедный Кузя наш подошел поздним вечером под светлое оконце брусяной десятской избы, пропел песенку свою, тряхнул осколышами гуслей в мешке - нет ответу, ни привету, а шум и тары да бары в избе слышатся большие. Подошел Кузя поближе, вплоть под окно; глянул - сидят бабы; прислушался - идут у них толки о нечистой силе, про знахарей, волхвов, кудесников да про киевских ведьм. Всего, чего бедный Кузя наслушался у окна, пересказывать не станем. "Бабы дуры, - подумал он и сам, как отошел, и затянул ту же песню свою под другим окном, - кто бабе поверит, и трех дней не проживет"; одначе долго у него не выходило из головы, как бабы клялись и божились, что коли кто чары творит да зажмешь в это время пальцем сучок в стене бревенчатой избы, так пересилишь его; а еще говорили, что ведьму, знахаря, колдуна и всякого, кто только спознался да живет с нечистой силой, можно пригвоздить к месту и покорить себе на живот и на смерть, коли приколоть булавкой тень его к земле либо к стене; бедняга пропал тогда и с нечистым своим; будет моргать очами да повертываться, что на колу, и наконец взмолится: аман! перед булавкой твоей, как турок неверный перед русским штыком!

Бедный Кузя рылся как-то в золе, в сору и в навозе, собирая кости, которые он жег и продавал на ваксу и на разные снадобья какому-то засевшему в ближнем уездном городке осколышу наполеоновской армии, учителю всякой всячины и досужему делатели ваксы и помады, - как вдруг к нему, к Кузе, подошел, отколь ни взялся, цыган ли, татарин Ли какой, поглядел на него и присел на кучку навоза, будто хотел стеречи ее от суковатой клюки бедного Кузи. Кузя поглядел на него искоса, стал опять разгребать Сор поодаль от шабра, от соседа, и сметил, что новый сторож, на кучке сидючи, задремал. "Кто это?" - спросил тогда Кузя потихоньку шальную Мотрю, которая пасла телят и свиней. "Неужто ты эту собаку не знаешь? - сказала Мотря шальная. - Это Будунтай, чертов пай, всем ведомые переметчик; он в Вятке барсуком из норы вылез, в свояки семи шаманам сибирским приписался, под Чудовом в козла оборотился, в Вологде свечой подавился, да кабы казанские татары не сняли с него шкуры на сафьян, так бы в светильня за ним пропала! Он перекинулся в тройку бегуне", а из них две лошаденки белые, а одна голая, - да я ушел на три стороны; ищи его! Вот он за что я слывет у нас переметчиком, что перекидывается, собака, во что ни задумал!"

Бедный Кузя оглянулся на Будунтая, испугавшись голосистого крика шальной Мотри, а уж Будунтая и нет: на том месте, где он сидел, лежит только камень, а камня того, кажись, прежде не быле. Кузя застрогал деревянную шпильку, подкрался к камню против солнца, да и приколол тень камня того к земле. "Что-то будет?" - подумал он. Долго камень лежал да отмалчивался, а Кузя стал разгребать под ним кучу навоза. Тогда и камень не утерпел: он перекинулся пошехонцем, в поршнях, в зипуне, с берестовой котомкой за плечами, и стал просить Кузю, чтобы он не ругался над бедным, бездомным поденщиком, чтобы не подрывался под него суковатою клюкою, а выдул бы колышек, на который-де того и гляди либо скотина, а не то и прохожий человек наступит да напорет ногу. Тогда Кузя наш догадался, что Будунтай недаром о колке заговаривает, и не вынул его. доколе тот не посулил ему за волю свою любого.

- Сокрушил меня, злодей! Проси чего хочешь, - сказал наконец Будунтай, а самого сердце так и подмывает; потом снял шапку, отер пот с чела полотенцем с алыми шитками да со владимирскими городочками и вздохнул тяжело, словно в оглоблях.

- Выучи меня своему досужеству, - стал тогда просить бедный Кузя.

- Изволь, - отвечал Будунтай" - отпусти ж меня!

- Нет, врешь, обманешь, в лес уйдешь, - приговаривала шальная Мотря.

- Дай задаток, - сказал Кузя, - видно, Мотря шальная правду говорит: мужик тонет - топор сулит, вытащишь - и топорища жаль! Дай задаток, а не то не отпущу!

Будунтай разгреб, не вставая е места, вод собою кучу, достал горсть алтына, золота и высыпал его Кузе в котомку.

- Врет, обманет, в лес уйдет, - приговаривала опять Мотря.

- Все это хорошо, - сказал Кузя, - да этого мало; надо мне тебя затаврить, чтобы ты не ушел, да окорнать для приметы одно ухо; пой песни, хоть тресни, а без пометы не пущу; ты не курица, ногавки на тебе не навяжешь - давай ухо!

Будунтай-переметчик осерчал, стал браниться по-своему, по-вятски:

- Чего талы[35] натаращил на меня блябла[36] те в ухо, чтоб тебя комуха[37] в ромух[38] свернула! Чтоб тебя уроса[39] в вицу[40] иссушила да шоры[41] и сильки[42] пупочки с тебя посклевали! Бери нож, - сказал он наконец, - да режь ухо!