Мортен Толстозадый нехотя поднялся. В нем чувствовалась скрытая непокорность, которая, однако, никогда не выражалась иначе, чем в бормотании и кислых минах.
В математике Мортен был не сильнее Мариуса. И поэтому они оба, один большой, другой маленький, одинаково тупо уставились на классную доску.
Но тут какой-то проблеск мысли осенил Мортена. Он взялся за ящик с мелом, позабыв, что в руке у него уже был изрядный кусок мела.
Учитель Абель, заметив это движение, воскликнул:
— Правильно, Мортен! Для того чтобы решить задачу, нужен прежде всего мел! Бери ящик с мелом под мышку, тряпку засунь в карман и садись верхом на линейку. Вот тогда ты будешь полностью вооружен для решения математических задач! Ах, Мортен, Мортен! Ты удивительно глуп, и мне кажется, что с каждым днем ты все больше глупеешь.
Некоторый проблеск мысли потух в Мортене. Теперь он стоял у доски, бормоча проклятия, которые отчетливо доносились до Мариуса.
Класс продолжал веселиться. А первый ученик Брок от смеха буквально лежал на парте. Но это не мешало ему с восхищением взирать на кафедру.
Учитель Абель воскликнул:
— В таком случае объявим мобилизацию!
И тут учитель вызвал к доске еще четырех бессловесных, которые были неспособны к математике.
Наконец объединенными усилиями задача об учениках Пифагора была решена. И тут маленький Мариус, которого совершенно оттеснили в сторону от доски, должен был выступить вперед, повторить весь ход решения и объявить, что искомый икс на этот раз был равен 72.
Учитель Абель с воодушевлением воскликнул:
— Ну-с, а теперь, подобно Наполеону, мы будем оперировать массами!
Весело взглянув на учеников, стоявших у доски, Абель продолжал:
— Ведь тут у нас скопились отборные войска, которые напоминают некую величественную силу, как она выводится на сцену в театре Кортеса. Мы имеем в виду барабанщика Йергена и еще двух жалких статистов, кои должны были олицетворять собой цвет французского дворянства… Так вот задача нашим отборным войскам: «Здравствуйте, двадцать гусей…»
— Мы вам не гуси, — пробурчал Мортен Толстозадый.
Учитель Абель весело продолжал:
— «Здравствуйте, двадцать гусей!» — сказала лиса. Гуси ответили лисе: «Нас не двадцать, но если бы нас было столько, сколько нас есть, да еще половина этого, да еще полтора гуся и один гусь — вот тогда нас было бы двадцать гусей». Спрашивается: сколько же было гусей?.. А ну-ка, Мортен, ответь нам — сколько было гусей?
Однако ни Мортен, ни кто-либо из бессловесных не придвинулся к доске, чтобы испробовать свои силы для решения этой задачи. И тогда старший преподаватель Абель, найдя, что комедия у доски слишком затянулась, сказал вызванным:
— Ступайте домой, отдохните. По дороге можете спеть старинную песенку: «Отдохни теперь, бюргер, ты это заслужил». Однако ваши совместные братские усилия у доски требуют равного к вам отношения. Поэтому каждый из вас получит свою шестерку. А ежели вы пожелаете выслушать мое суждение о вашем будущем, то оно таково: я не думаю, что вы найдете в жизни иное применение, чем высиживать куриные яйца. Что касается тебя, Мортен, обладающий неким прозвищем, — то ты, быть может, достигнешь в жизни некоторых высот — будешь помощником заместителя служки пономаря.
Развернув свою записную книжку, преподаватель Абель произнес:
— Абрахам Левдал, пожалуйте к доске!
Маленький Мариус, сидя на своем месте, увидел, что Абрахам чрезвычайно быстро составил задачу о гусях: 2
Часы пробили двенадцать. Старуха, продававшая классикам баранки и пряники, уже стояла на площадке лестницы:
Ученики четвертого латинского класса солидно прохаживались в своих сюртучках по коридорам. Школьники третьего класса, одетые в куртки, стояли группами и жевали. А счастливые малыши, которые закончили занятия в двенадцать часов, вихрем неслись к выходу, как это бывает только в субботу.
Погода прояснилась. Ветер дул с запада, но было похоже на то, что к ночи он станет северным. Тогда, пожалуй, ударит мороз, и, стало быть, лед к завтрашнему утру окрепнет.
Маленький Мариус одиноко стоял и ел свой пряник, не обращая внимания на скунсов, которые, пробегая мимо, дразнили его «крысиным королем», а то и другими обидными прозвищами. Мариус чувствовал удивительную пустоту в голове, а ведь впереди было еще два урока. Правда, эти уроки — латынь, которой Мариус не боялся. Но урок математики, кажется, доконал его.
Толстый Мортен и другие бессловесные совсем не обращали внимания на постоянные издевки старшего учителя Абеля, но маленький Мариус был очень чуток к насмешкам. И в особенности у него закипала кровь, когда он слышал какие-то непонятные или двусмысленные слова по адресу его матери.
Преподаватель латыни, адъюнкт Олбом, войдя в класс, раздраженно сказал:
— Это какая же свинья так жарко натопила печку?