Избранные произведения

Но тут у фрекен Кристиансен щеки вдруг покрылись красными пятнами, и она беспокойно заерзала на своем стуле.

— Мама, но ведь там будет фейерверк! — прошептала она.

— Ты же знаешь, что он будет отлично виден из нашего сада, — ответила фру Кристиансен и встала.

В этот момент в лавку вошла фру Эллингсен в сопровождении своих двух дочерей и, увидев фру Кристиансен, простодушно воскликнула:

— Ну, конечно! Нас с вами привело сюда одно и то же. Разве удержишь молодых девушек, когда речь идет о танцах и веселье?

Но фру Кристиансен держалась очень надменно, а фрекен Кристиансен изобразила на своем лице кислую гримасу. Они молча направились к двери, и лишь на пороге фру Кристиансен сухо произнесла:

— Навряд ли, фру Эллингсен, кто-либо из людей нашего круга примет участие в этом гулянье. — И супруга директора банка с уничтожающей улыбкой вышла из лавки.

Фру Эллингсен осталась стоять в полной растерянности, не зная, что и предпринять. Девицы Иверсен были просто в отчаянии оттого, что две их лучшие клиентки поссорились, да к тому же еще у них в лавке. А обе фрекен Эллингсен набросились на мать с упреками, твердя наперебой, что она преглупо себя вела.

У милейшей фру Эллингсен пропала всякая охота что-либо покупать, она тут же отправилась домой и всю дорогу молча шла между своими дочерьми, которые ни на минуту не переставали ее пилить.

Только дома, в столовой, где из угла в угол нетерпеливо расхаживал муж — суп уже стоял на столе, — только здесь фру Эллингсен разразилась, наконец, жалобами и упреками; она чуть не плакала, рассказывая об оскорблении, которое ей нанесли.

Собственно говоря, здесь нечего было и рассказывать. Но когда фру Эллингсен вспоминала, как хорошо она знала фру Кристиансен — слишком хорошо! — как они дружили в школьные годы, — в ту пору еще никому и в голову не могло прийти, что эта девушка так высоко заберется, став женой директора банка, — и как ей, фру Эллингсен, пришлось сегодня проглотить оскорбление, которое нанесла ей эта фру Кристиансен на людях, посреди лавки, — когда фру Эллингсен стала перебирать все это в памяти и рассказывать об этом своему мужу и дочкам, господин Эллингсен решил сесть за стол и сам налил себе супу, так как ее сетованиям не видно было конца.

И хотя фру Эллингсен так и осталась сидеть на стуле возле буфета, теребя развязанные ленточки своей шляпы, толстый Ивар Эллингсен продолжал молча есть. Несколько минут прошло в молчании, затем он совершенно спокойно, почти шутливо сказал:

— Не такая уж это нелепая мысль — устроить праздник. Вот что: насколько я разбираюсь в обстановке, сейчас в городе очень подходящее настроение для небольшой встряски — уж больно тоскливо у нас здесь.

— Но ведь если никто из людей высшего круга не будет участвовать в празднике, не можем же мы…

— Да, у нас принято считать, что без участия директора банка Кристиансена в городе не может осуществиться ни одно начинание. Но мне хотелось бы выяснить, способны ли Эллингсен и Ларсен сами что-нибудь устроить, ну, хотя бы праздник в Иванову ночь.

Тучный, широкоплечий Ивар Эллингсен резко отодвинул тарелку и, положив волосатые руки на скатерть, важно посмотрел по сторонам. Обе дочери тут же его поддержали, но жена все еще сидела в нерешительности на стуле возле буфета.

«Эллингсен и Ларсен» — большой магазин колониальных товаров — был единственным из новых предприятий, которое действительно процветало. Но поскольку оба компаньона поднялись из самых низов, они очень медленно завоевывали влияние в обществе, и их деньги не приносили им пока никакого признания.

От этого в широченной груди Ивара Эллингсена давно уже накипало возмущение. Он прекрасно знал, что и у многих других коммерсантов день ото дня росла молчаливая ненависть к директору банка, который во все совал свой большой мясистый нос и крепко держал в своих руках город.

Правда, повод для конфликта был незначителен, но маленьким людям лучше начинать с малого. Вот почему Эллингсен заявил, что можно прекрасно обойтись без этого Кристиансена. И он, Эллингсен, берется это доказать!

Тем временем фру Эллингсен успела настолько успокоиться, что сняла свою шляпу и подсела к столу. Но когда муж предложил ей тотчас же после обеда опять пойти в лавку фрекен Иверсен и заказать там праздничные наряды для дочерей, она решительно возразила:

— Никогда в жизни нога моя не переступит порога этой лавчонки.

— Но, дорогая, ведь именно туда ежедневно заходит фру Кристиансен, чтобы узнать последние новости. Она должна увидеть, что мы по ней не равняемся: закажи в лавке все самое дорогое и как можно больше говори о празднике.

Обе дочери полностью одобрили этот план, и даже сама фру Эллингсен вновь обрела некоторую уверенность. И по мере того как обед приближался к концу, эта уверенность все росла. А после обеда фру Эллингсен направилась со своими дочерьми в лавку сестер Иверсен.