Избранные произведения

Торжественным Ахен весельем шумел;
В старинных чертогах, на пире,
Рудольф, император избранный, сидел
В сиянье венца и в порфире.
Там кушанья рейнский фальцграф разносил,
Богемец напитки в бокалы цедил;
И семь избирателей, чином
Устроенный древле свершая обряд,
Блистали, как звезды пред солнцем блестят,
Пред новым своим властелином.

Кругом возвышался богатый балкон,

Ликующим полный народом,
И клики, со всех прилетая сторон,
Под древним слива лися сводом.
Был кончен раздор; перестала война;
Бесцарственны, грозны прошли времена:
Судья над землею был снова,
И воля губить у меча отнята;
Не брошены слабый, вдова, сирота
Могущим во власть без покрова.

И кесарь, наполнив бокал золотой,

С приветливым взором вещает:
«Прекрасен мой пир; все пирует со мной,
Все царский мой дух восхищает...
Но где ж утешитель, пленитель сердец
Придет ли мне душу растрогать певец
Игрой и благим поученьем
Я песней был другом, как рыцарь простои;
Став кесарем, брошу ль обычай святой
Пиры услаждать песнопеньем?»

И вдруг из среды величавых гостей

Выходит, одетый таларом,
Певец в красоте поседелых кудрей,
Младым преисполненный жаром.
«В струнах золотых вдохновенье живет.
Певец о любви благодатной поет,
О всем, что святого есть в мире,
Что душу волнует, что сердце манит...
О чем же властитель воспеть повелит
Певцу на торжественном пире?»

«Не мне управлять песнопевца душой

(Певцу отвечает властитель),
Он высшую силу признал над собой:
Минута ему повелитель.
По воздуху вихорь свободно шумит:
Кто знает, откуда, куда он летит
Из бездны поток выбегает:
Так песнь зарождает души глубина,
И темное чувство, из дивного сна
При звуках воспрянув, пылает».

И смело ударил певец по струнам,

И голос приятный раздался:
«На статном коне по горам, по полям
За серною рыцарь гонялся;
Он с ловчим одним выезжает сам-друг
Из чащи лесной на сияющий луг,
И едет он шагом кустами.
Вдруг слышат они: колокольчик гремит;
Идет из кустов пономарь и звонит,
И следом священник с дарами.

И набожный граф, умиленный душой,

Колена своп преклоняет
"С сердечною верой с горячей мольбой
Пред тем, что живит и спасает.
Но лугом стремился кипучий ручей,
Свирепо надувшись от сильных дождей,
Он путь заграждал пешеходу;
И спутнику пастырь дары отдает,
И обувь снимает, и смело идет
С священною ношею в воду.

«Куда?» — изумившийся граф вопросил.

«В село; умирающий нищий
Ждет в муках, чтоб пастырь его разрешил,
И алчет небесныя пищи.
Недавно лежал через этот поток
Сплетенный из сучьев для пеших мосток —
Его разбросало водою;
Чтоб душу святой благодатью спасти,
Я здесь неглубокий поток перейти
Спешу обнаженной стопою».

И пастырю витязь коня уступил

И подал ноге его стремя,
Чтоб он облегчить покаяньем спешил
Страдальцу греховное бремя;
И к ловчему сам на седло пересел
И весело в чащу на лов полетел;
Священник же, требу святую
Свершивши, при первом мерцании дня
Является к графу, смиренно коня
Ведя за узду золотую.

«Дерзну ли помыслить я, — граф возгласил,

Почтительно взоры склонивши, —
Чтоб конь мой ничтожной забаве служил,
Спасителю богу служивши
Когда ты, отец, не приемлешь коня,
Пусть будет он даром благим от меня
Отныне тому, чье даянье
Все блага земные, и сила, и честь,
Кому не помедлю на жертву принесть
И силу, и честь, и дыханье».

«Да будет же вышний господь над тобой

Своей благодатью святою,
Тебя да почтит он в сей жизни и в той,
Как днесь он почтен был тобою.
Гельвеция славой сияет твоей,
И шесть расцветают тебе дочерей,
Богатых дарами природы:
Да будут же (молвил пророчески он)
Уделом их шесть знаменитых корон,
Да славятся в роды и роды».

Задумавшись, голову кесарь склонил:

Минувшее в нем оживилось.
Вдруг быстрый он взор на певца устремил —
И таинство слов объяснилось:
Он пастыря видит в певце пред собой, —
И слезы свои от толпы золотой
Порфирой закрыл в умиленье...
Все смолкло, на кесаря очи подняв, —
И всяк догадался, кто набожный граф,
И сердцем почтил провиденье.