Избранные произведения

Творца зрим от стихий, творца и от небес,
От трав, от древ его ж, в премножестве чудес.
Посмотрим уж на всё, что с чувством есть животно, -
Не меньше от сего строение добротно
Создавшего во всем, кой бытствует везде,
Возможем мы узреть, коль и от зарь в звезде.
Итак, Евсевий, здесь я делом постараюсь,
К чему, коль можно мне, толь с силами сбираюсь,
Различный род живых и вид их примечать,
¹⁰

А третие письмо к тебе тем и начать.

Одни в животных суть, из зримых нам, двуножны;

Другие, были б их прескоки все возможны,
Четыре у себя имеют уж ноги́;
В иных и больше ног на сродны им шаги.
Те и́дут, те ползут, те пресмыкаться знают;
Те плавают в водах, те в воздухе летают;
Иные как летать, так могут и ходить,
Чтоб с мест себя одних к другим производить;
А в сем хотя они с природы все исправны,
²⁰ Однак движений тех в них скорости неравны.
Всем птицам два крила к летению даны;

А перия у рыб с обоея ж страны.

Но что с двух сии стран, то столько есть услужно,
Что им и на красу и на потребность нужно:
Как весла у ладей, так точно те с боков.
И ход у них у всех бывает в даль таков.
О воздух опершись, те оный разделяют,
А сии то ж с водой чинят, что населяют;
Так производят путь они, куда хотят,
³⁰ Одни из них плывут, другие все летят.
У птиц перо в крилах не только что есть густо,
Но и притом еще во всю длину там пусто,
На воздухе оно надуто без вреда,
Отягощает же не сродна то вода.
А рыбие перо есть птичьему противно,
Как и во всем другом различие предивно:
То сухо есть в воде, всегда и твердо там,
Делится водный ток без трудности им сам
И так послушен в плывь малейшим есть плотицам,
⁴⁰ Как воздух никогда непрекословен птицам.
Которые из птиц живут и на водах,
У оных кри́ла зрим струй выше при хребтах;
Они их никогда внутрь вод не опущают,
Сим способом пустых пер не отягощают,
Но коим в глубину природно есть нырять,
Тех плотности перу дана особа прядь
И масляная толь, что сквозь ее пробиться
Не может мокрота, ни сверху некак влиться.
Есть в лапках у других и кожица еще,
⁵⁰ В промежках коя тех простерта не вотще:
На самой держит их мест тонких та средине,
На всяких и грязях, на жидкой также тине;
Чрез то способно им по тем везде ступать,
Да и не можно там ходящим утопать.

Есть много и зверей, в них лютости немилы,

Свирепы рожи их и чрезвычайны силы;
Их челюсти весь зев велик и грозен есть,
Их пазногти остры в оружие и в месть,
Терзают те других зверей бессильных ими,
⁶⁰ А пожирают уж зубами их своими.
В парящих много есть преславных как певиц,
Так мног же видим сонм и хищных люто птиц;

У каждой сих нос остр, остры весьма и когти,

Подобный серпам, на них еще и ногти.
Других птиц сии бьют и хитят их в корысть;
Тверда у них вельми и вся ножная лысть.
Их также взгляд свиреп, их кровопивна рожа,
А кры́лам их дана в покрышку толста кожа,
Чтоб их полету быть на воздухе ярчай
⁷⁰ И опускаться б им на лов свой в дол шибчай;
Подъемлются они вверьх хоть других тяжеле,
Но ки́даются вниз быстрее тех при деле.
Скоты и звери суть, даны которым в часть
Рога для оборон, случится как напасть.
Суть, кои то гнездо, в котором породились,
Носить всё на себе как будто осудились
Из птиц и из зверков иныи на горах
И на вершинах древ, в подземных и норах
Вьют гнезда для себя, иль строят их, иль роют,
⁸⁰ Иль их в густой траве, в густом иль листе кроют,
Чтоб от нападок те злодейских их спасти
И без вреда б и зла там молодых взвести.
Бобр в водной глубине творит себе жилище,
То осыпью от волн хранит он логови́ще
Два устья у иных в гнезде или в норе,
Не тем, ин чтоб другим уйти от бед в поре.
Суть многи из живых, что так, как человеки,
Корм на зиму себе пасут, кладя в сусеки.
Отменно сотворен весь ползающий гад;
⁹⁰ Отлично их родство других живых от стад:
Сгибаются они, землею пресмыкаясь,
И и́дут так вперед, улиткой разгибаясь.
Составы у иных толь все оживлены,
Что движутся особ, когда разделены.
Колико тех ни есть, которы долгоноги,
Незлобны ль по себе, или они суть с роги,
То дивно, что у них и шея уж длинна,
Чтоб на низу достать могла им корм она:
Журавль есть и верблюд в пример тому собою.
¹⁰⁰ Однак произведен слон инако судьбою:
В нем шее так себя когда б распространить,
То б та могла собой его обременить;
Затем то дан ему тот хобот от природы,
Он сыскивает им все, как рукой, выгоды.

Премножество зверей мы видим и скотов,

Из коих каждый нам служить всегда готов:
Для нас сотворены те будто как нарочно
И на работы нам как подданы оброчно.
Пес будто для того, чтоб нам всегда ласкать,
¹¹⁰ Терпел бы зной и хлад, хранить и ночь не спать;
Приказы б исполнять все наши научился,
Не то чтоб он от нас собою подичился,
Но, напроти́в, чтоб нам и образ показал
Приветов и приятств, почти б не обязал,
Чрез верные свои и чрез усердны службы,
К хранению всегда и верности и дружбы,
Различных бы зверей с охотою ловил
И что ни приобрел, то нам же уступил.
Конь, меск и всякий скот, зовущийся работным,
¹²⁰ Наш облегчал бы труд, под игом был бы потным,
Пособствовал бы нам, когда ни повелим,
Тянул бы, на него кой груз мы навалим,
И на себя как нас, так наше вдруг и бремя
Бесспорно возлагал во всякое и время;
На то он сотворен, чтоб тягости носил
Не легкие всегда, чтоб клади нам возил
И дал бы отдыхать толь слабым нашим силам,
Подверженный всегда бича ременным жилам,
Как лености его наш недоволен глас
¹³⁰ Иль тихий и простый взбуждения приказ.
Вол в крепости своей трудится терпеливо:
Употреблен от нас он к плугу особливо.
Насытивши в полях иль снопиком где трав,
Мы получаем уж за то млеко́ от крав.
Излишнее руно есть у овец природно,
Которое растет на них всех ежегодно;
В потребность нашу то должны мы остригать,
А из прядей уже в одежду сукна ткать.
Мы из звериных кож себе шьем шубны мехи,
¹⁴⁰ Дабы зимой от стуж нам не иметь помехи.
Зиждитель повелел и так расположил,
Чтоб и по смерти зверь полезно нам служил.
Без шерсти, как без пер тварь коя, то примета,

Вся толстою вельми та кожею одета,

Иль черепом каким снабдена есть она,
Во вред ей не была б жаров и стуж страна.
Всё, что живет и дух что жизненный имеет,
На пользу нашу тем создатель нам радеет.
При многих тьмах примет, сия будь в образ нам:
¹⁵⁰ Рцет? Рыбы из морей станицами к рекам
Плывут, чтоб их ловить тогда почти рукою,
Как в пресной там воде стеснятся густотою.
Зверь лютый самый нам подвластен есть всегда,
Хотя и восстает как будто иногда;
В те самы времена с природы он покорен
И, коль ни дик сперва, потом бывает дворен.
Творец, хотя добро от зла нам различить,
А зрением на тварь нас благу научить,
Животным свойства дал и склонности различны
¹⁶⁰ И предложил нам всем в них образы приличны
Премногим, жизни сей пристойным, должностям,
Чтоб нам те исполнять всегда не по страстям;
Вложил, при добрых, в них и качества худые,
Да убегаем мы от тех, которы злые.
Так изображена́ есть в агнце простота
И тихость, а во псе другая добр чета,
Котора есть любовь и искренняя верность,
Но, напротив, во льве хищения безмерность
И лютость и еще зол множество таких,
¹⁷⁰ То ж в волке, в тигре то ж, в подобных то ж других.
Наставить восхотел он тем нас чрезвычайно
И тем же укорять готов есть некак тайно,
Как свойства сии мы без чувства можем зреть,
К которым не́льзя нам любви внутрь не иметь,
Иль не гнушаться, зря в самих животных, ими
Не научаясь так, нам должно быть какими.
Все разумеем сей, коль ни немый, язык,
И чувствия сего прегромок в сердце зык!
С другой страны, когда б везде сельбу имела
¹⁸⁰ Земля вся на себе и жительми кипела,
То не было б нигде, для множества людей,
На всем лице Земли вредительных зверей,
Кроме что превесьма в дубравах отдаленных,
Иль в диких где местах, еще не населенных
И разве ж бы на то, могли чтоб оказать
В забаве храбрость мы: нужд не было терзать
Войной себя и весть брань меж собой несносну,
Долгопротяжну ту и обще смертоносну.
Но должно примечать, в чем есть не без выго́д,
¹⁹⁰ Что вредных нам зверей не преобильный род:
Тех больше есть везде, который нам дружны
Иль на потребы всем необходимо нужны.
Бьют более овец, овнов, коз и быков,
А нежель тигров, львов, медведей и волков,
Однак последних сих повсюду меньше зрится —
От голода ль число, от рока ль то морится,
Иль промысл их от нас всех удаляет прочь,
В глубокую от глаз ссылая жить их ночь.

Как овцы нам дают в потребность нашу во́лну,

²⁰⁰ Так, будто напрерыв пред ними, черви полну
Чудес способность всю к мягчайшим тем шелкам,
Достаточну весьма, оказывают нам.
Предивно! какову в себе являют силу!
Готовят как свою богатую могилу!
От семени опять рождаются те как!
И на себя потом берут червиный зрак!
Червяк собою тот нам кажется толь гнусен,
А делать нежный шелк на щегольство искусен!
Не меньше дивно есть, летит что на цветок
²¹⁰ Пчела, по сластий в нем, росистый оный сок,
Сбирает кой она всечасными трудами
И в восковый прудок сливает то сотами.
Премудро вышня власть сдружает пчельный рой
Как в общество, иль в град единый меж собой:
Имеет и царя себе сие гражданство
И знает наблюдать послушное подданство;
Производя ж особь для общей пользы труд,
На тунеядцев в них казнь делает и суд.
Исследовать всего подробнейше не можно,
²²⁰ Что действует пчела, как с разумом, не ложно.
Коль в муравье труда! коль мудр есть и паук!
Бог не явил ли их для наших здесь наук?
Смотря на обои́х, трудиться б научились
И, как на мать всех зол, на праздность ополчились.

Мы о животных сих известных говорим,

Но сколько есть в вещах, которых мы не зрим,
И действий, потому, отнюдь мы их не знаем?
Довольно ж и по сим премудрость познаваем.

Несчетный род живых меняется в червей

²³⁰ И в бабочек и в мшиц во время летних дней.
Хотя ж в них пользы нет, по-видимому, с века,
Однако нужны все и тем для человека,
Что к любопытству нам причину подают,
В различии таком круг нас когда снуют,
А взор наш веселя, прилежность пригвождают
И рассуждать о всех внутрь мысли возбуждают.
Мы заключений сих не можем произвесть,
Что зримое то нам во свете втуне есть:
Не знаем, склепан как мир цепию своею
²⁴⁰ И как краи всех звен впреде и заде ею
Сцепляются с собой по слогу своему
И и́дут все к концу последнему тому,
Который положил всеобщим быть создатель.
Никто из человек, хоть коль ни остр снискатель,
Постигнет здесь когда всех действие причин,
Не разберет вконец счетанный вкупе чин;
Бог бесконечен есть, на действия обилен
И так, что всё понять всяк человек не силен.
Когда ж мой разум мал к познанию конца,
²⁵⁰ Кой в каждой твари вкруг предписан от творца,
То всё, что в мире мне творец ни представляет,
Смотрящего меня безмерно удивляет:
Премудростию как он грубость вещества
В тончайшую ту жизнь меняет существа;
Дая ж им двиги все, творит их как игрушки.
Чудесно оку зреть и малые те мушки!
Но некие из них что беспокоят нас,
То помнить должно всем на всякий твердо час,
Что нам повелено́ иметь, и при покое,
²⁶⁰ Подвижный труд всегда, чтоб не лежать, как в гное,
Заплесневши без дел и без стремлений быть.
Могли б мы ослабеть иль и себя забыть,
Роскошствуя все дни в сей жизни без печали,
А так бы живучи, без всех польз изветшали,

Которы ныне мы приемлем от трудов

Снисканием добра, а бегством от вредов;
Избывши ж тем от зол, красуемся благими
И веселимся уж сугубо в сердце ими.

Размыслим обо всей премудрости, что здесь

²⁷⁰ Мы видим как в большом, так в малом не чрез смесь.
Мы Солнце зрим, оно (в колико ж верст мильонов?)
Есть более Земли и обществом законов
Иль ходит, иль стоит в пространствии таком,
При коем то в себе есть маленьким кружком.
Мы множество зрим звезд; сим, в оке б разверстаться,
И больше солнца быть собой могло податься:
Те расстоят от нас в далекостях таких,
Что меры положить не можно есть до них.
Сих выше звезды зрим еще, хотя и мрачно,
²⁸⁰ Затем и различать не можем их удачно.
Пред всем, что зрим, земля есть точечка уже
И в ней с тем мер почти нет никаких ниже.
Всё ж то сопряжено толь чинно меж собою,
Что меньше стать в себе ни частию одною,
Хотя б она во всем, велика иль мала,
Иль предняя, или там задняя была,
Не может без того, чтоб вдруг не сокрушился
Исправных бегов ряд и свет не низложился.
Поистине, рука содержит весь одна
²⁹⁰ Зиждителева мир, с высот его до дна;
Его повсюду толь в нем персты всем играют,
Что, разбирая всё, в союз тверд собирают.
Но целого сего ж и обща естества
Не меньше дивны суть малейши существа;
Всесильный и по сих не менее нам зрится,
Коль по огромном всем наш ум им светл творится.
То ж в малой мошке есть, что в ките и слоне;
Есть голова, глаза и тела слог отвне.
Ряд внутренних частей есть в них и кровь и жилы,
³⁰⁰ Утробы, сердце есть и равномерны силы;

Но в малости такой, что все сие наш ум

Поемлющий мятет и весь мрачит от дум.
Чрез микроскоп живых мы тьмы усмотреваем,
Которых чрез простый глаз зреть не возмогаем,
Но в каждом и из сих премноги ж части суть,
И малы толь они, что не лежит к ним путь
Ниже́ чрез микроскоп, чтоб видеть их раздельны;
Однак различны все они в себе и тельны.
А что ж бы мы еще увидеть возмогли,
³¹⁰ По счастию когда б здесь способы нашли
Орудия привесть в последню тонкость исто,
Что зрение очей, не крайно кое чисто
(Ни прямо для того и ни исправно есть,
Хоть оная вся в том не всеконечна лесть),
Пособствуя ему, собою направляют
И видеть чудеса несчетны сподобляют?
Но в случае таком образований мощь
Возможет просветить видения в нас нощь:
От видимых не всех, но ведомых неложно,
³²⁰ Незримых уж отнюдь мечтать нам тьмы возможно,
А оны тьмы в вещах так должно полагать,
Что сокровенны в тех от нас их признавать.

Животное себе представим всякородно,

Зря, что их те́ла есть в составе всё природно;
И узрим мы во всех троякое сие,
Что крайнейше дивит познание мое.
Зрим первое в скоте, чем может борониться
И от нападок тем и наглостей храниться;
Второе, пищу чем он может потреблять
³³⁰ И оною себя так в силы укреплять;
А третие в нем есть, чем может умножаться
И родом быть своим и оным продолжаться.
Четвертое внутрь есть, что дивнейше еще,
Которое зовем побудком мы вобще;
Чрез сей побудок скот, ему в чем нужда, знает
И от вреда и зла чрез сей же убегает.
Умом сей не хочу, то ложно, величать;
Довольно мне его здесь действо примечать.
Зрим агнца, мать свою вдали еще познавша
³⁴⁰ И в самой быстроте того к ней побежавша.

Незлобивая вдруг почувствует овца

Хотяща волка к ней приближиться бойца:
Всё стадо от того, те зная неприязни,
В смятения в себе приходит и в боязни.
Доволен есть для пса один от зверя дух,
Чтоб в тех местах его найти ему те вдруг.
Не вем какой в скоте мех надувает жилы
И умножает в нем невероятно силы,
Проворным быть дает и резвым сей устав,
³⁵⁰ И каждый в нем творит толь гибким он состав.

Но нужное себе что знает тем животно,

К приятному всему что клонится охотно,
Что от ловца бежит и настигает лов,
То много на сие хотя теряют слов,
Которыи скотам иль смысл дать поспешают,
Иль и мечтаний уж конечно их лишают;
Однак я не сужду за благо здесь вступать
В те тонкости и глубь бездонную копать.
Довольствуюсь сказать, что тела их обраты
³⁶⁰ Не можно утвердить впрямь чести без утраты.
На верви пляшет кто из нас в руках с шестом,
А станет говорить, толкуя сам о том,
Что держит там его на той веревке тряской,
Коль ни вертится он на ней различно пляской,
То вринет разговор тотчас его в напасть
И приведет на низ стремглав с нее упасть.
Пусть говорят, что скот смысл подлинный имеет,
Но опровергнуть кто сие мое посмеет,
Что смысл не может тот сказать нам о вине
³⁷⁰ Движений оных всех, мы кои зрим отвне?
Твердят пусть о скоте, что правила он знает
Меха́нически все и точно поступает
По них во всем своем, по них его весь двиг,
По них бежит, плывет, по них вертится вмиг,
И прячется по них, и след по них хоронит,
По них он, наконец, от зла себя боронит;
Я, слыша всё сие, вот только что смеюсь,
А говорить о том столь подлинно боюсь.
Хоть математик толь скот есть, пусть также бают,
³⁸⁰ Что столько сих наук ни люди сами знают,

Но найдется ль из нас толико некто смел,

Который бы сказать так в истину имел,
Что производит скот, с искусством толь успешным,
Все двиги, рассудив те помыслом поспешным?
Как скажет? Ибо мы то ж в скорости творим
Без помысла напредь, да действие уж зрим.
Кто может смысл придать обратов тех началу,
Когда ни в наших мы тень смысла видим малу?
Иныи, что сию в том неудобность зрят,
³⁹⁰ Так о животных уж обратно говорят:
От тела разный в нас двизателем рассудок,
Но в теле у скотов телесен есть побудок,
Затем велений мы не чувствуем одни,
А должно что скотам, то вдруг творят они.
На что ж рассудок нам, в скоте что без рассудка
Так делается всё от одного побудка?
Мне хитрость вся сия непостижима есть.
Но хитрости в делах мной не дается честь
Животному скоту, без рассуждений сущу,
⁴⁰⁰ И времени, в нем двиг как, думать не имущу.
Конечно, тварей всех премудрость та в творце,
Который знает всё, в преде что и в конце,
И как бывает что, и быть чему есть можно,
Всё зрит и правит всем всесильно и неложно.
Об имени того побудка долг молчать,
Ни разность находить, с умом ниже́ сличать;
Побудок по себе одно есть только слово,
Давно уж толку нет в нем точного, не ново.
Ясняй, искусство мы всевышнего в скотах
⁴¹⁰ Побудком можем звать, чем движутся те в мах;
Наш вымысл есть тому ни тению подобен;
Тот разум крайний есть, ум мало наш удобен.
Невольных мног есть ряд движений у скота;
Сомненна никому ни мало правда та;
Притом мы двигов тех отнюдь не постигаем;
Тем в скрытых мы вещах от нас их полагаем.
Однак зрим механисм мы совершенный в тех,
Но в механисм какой сначала дует мех,
То первейшей вины, кроме творца, не знаю,
⁴²⁰ Уставу всё его подчинным называю.

Бог вещи сотворил, бог двиги впечател,

Бог, положив устав, вращаться повелел,
В движении хранит и вещи управляет.
Однак сие вторых причин не отдаляет:
Самодержавный он, второе всё есть раб,
Источник всех он сил, им подданный не слаб;
Как обще написал, особно так творится,
II дольный всяк делец в сей чин включенный зрится.
Простых махин я действ хоть не даю скотам,
⁴³⁰ Но сходственна ума им с нашим не придам;
Единственное скот хотя и познавает,
К повсемству ж от того отнюдь не отвлекает;
Понятий сила есть от вображений в нем,
Разумности той нет, что чистою зовем.

Не знаю как, скоты не просто, но махина,

С какою наших дел несходна ни едина, —
Сама собою та стоит, идет, бежит,
Таится, глас дает, боронится, лежит;
Та нравится собой и делает исправно,
⁴⁴⁰ Собою та себя живит и кормом равно.
Имеет как предел иль меру в силах скот,
Работой и трудом приходит в слабость тот.
Что более когда случается трудиться,
То болыше ищет он от пищи утвердиться.
Отягощенну толь работою всяк день,
Что придет от того в расслабшую он лень,
Потерянную корм всю силу возвращает
И всю утробу в нем довольно насыщает,
Изнывша корма в ней, сок, отделившись прочь
⁴⁵⁰ От грубого всего, уходит в жилы вточь.
В них претворяясь в кровь, а в разныи сосуды,
В бесчисленный ж те, входя, живит все уды.
Оттуду исходя, по телу уж течет,
Сгустевши, там себе вид плоти привлечет.
Итак, от разных трав, отменных соков цветом,
Составится в скоте всё тело им же гретом.
Бездушный оный корм, кой разно прегорит,
Животное что день собой животворит;
Потом бывает он и сам уж сим животным,
⁴⁶⁰ Тем способом в него всегда меняясь льготным.

Исчезли тела уж все части прежни в нем,

В пременах повсегда и нощию и днем.
Что пред четы́рьмя был конь некий где годами,
То стало пар и чад нечувственно менами,
Но сено было что, овес или ячмень,
То оный добрый конь, по сей который день,
Однак и был пред сим, и ныне тот же прямо,
Собой и от бодцов стремяй рысь не упрямо.

От пищи повсегда есть неотлучен сон:

⁴⁷⁰ Привременный покой в животном каждом он.
Движения отвне тогда уж не бывают
И силы, что внутри, тогда ж ослабевают,
Но остается в нем дыхание одно,
Другое жизни всё как падает на дно.
Двиг каждый, кой собой объемлет крепку силу,
Иль, изнуряя ту, соделывает хилу,
Весь требует себе намало отдохнуть;
Животному затем и нужно есть уснуть,
Как в темноте нощной нельзя уже работать,
⁴⁸⁰ Ни рыща взад и впред копытом в поле ботать.
Промежки сии кто ж уставил в точный час,
Не для одних скотов, но купно и для нас,
Их требуют когда животны утомлены,
И наши, с ними в ряд, трудом ослабши члены?
Потом, как пролиет заря свой яркий блеск,
Встает и человек, и каждый скот, и меск.
Забвенны все труды, вся тягость миновалась,
Отъята сила вновь дается как давалась;
Работают опять животные тогда,
⁴⁹⁰ И толь, что как работ не знали никогда,
Все жилы напряглись, вся кожа распростерлась
И будто никаким та бременем не терлась.
Животно тело тел премного неживых
Изнашивает в тех трудах своих прямых:
Теряет их оно помалу изнуряя,
Но меры сил своих нимало не теряя.
Изъездит много седл на конской коже в век
И всадник и в пути кой часто человек.
И отрок не одно всяк платьице износит,
⁵⁰⁰ Пока еще себя до меры роста взносит

Когда б свершенный корм нашел себе в жизнь скот,

То мог бы получить бессмертие чрез тот
И получил бы тем и вечную он младость,
В том чувствуя всегда необычайну сладость.
Но пища вся его несовершенна здесь,
Затем помалу он и гибнет, тлея весь;
Лишается не вдруг своих сил и ветшает;
В нем слабость наконец всю живность погашает.
Всё, что созданно есть в своей природе как,
⁵¹⁰ Несовершенств иметь то долженствует знак,
А истлевая, с тем скончать свою и бытность,
Особой приходить, не родом всем, в забытность.
Един всесовершен создатель есть всему:
Не можно совершенств иметь всех ничему.
Мы в совершенствах зрим степени толь различны,
И каждой вещи те, по сродству их, приличны;
Но крайнейших не мог зиждитель им подать,
Легко возможно нам умом то понимать,
Чтоб каждой вдруг иметь все совершенства, пречно;
⁵²⁰ Быть должно одному такому всеконечно.

Коль дивно как скоты свой умножают род!

И умножаясь, так мир полнят те чрез плод!
Бессмертна, знаем, нет ни одного животна,
Решится вся его махи́на, коль ни плотна.
На падших место се рождается еще,
Но коль? Давно сие примечено вобще,
Рождается уже на падших место вдвое,
Иль большее число родится, неж мрет кое:
Строения нам знак не ясно ль подан сей?
⁵³⁰ Печется некто вдруг тем о природе всей.
От самых древних лет, почти с начала света,
Как любопытна в нас уж началась примета,
Не видывано здесь ни тигров, ни волов,
Ни львов, ни псов, ниже́ и коней, и ослов,
И, словом, никаких скотов, ни человека
Не видано нигде и никогда от века,
Чтоб произшел какой припадком в свет из них,
А не рожден бы тот от сродных был своих;

Из коих, первых всех животных, выключаю

⁵⁴⁰ От первой тех вины созданных заключаю.
Всем, зрим, родиться долг от мужа и жены:
Вторы потомки так, по первых, рождены;
Так и последни все от пары породятся;
Так средни на земле, не и́нако, плодятся.
О способе я сем когда здесь говорю,
То промысл я такой в нем самом ясно зрю,
Что оного не зреть — быть должно ослепленну
И всеконечно уж вовек обезумленну.

Чтоб скимну выйти в свет, без львицы и без льва

⁵⁵⁰ Не можно, долг, чтоб те соединились два
Взаимно в сильной той внутрь склонности друг к другу,
Подобному себе и третьему в услугу.
Что ж преклоняет львов, для оного плода,
В спряжении своем к поднятию труда,
Который обоим как тягостен не мнится,
Так зельно та к тому чета еще стремится?
Какой тот полам двум толь пребогатый дар,
Кой вспламеняет так к собщению в них жар?
Взаимна то любовь, магнит сердец небесный,
⁵⁶⁰ Не нас одних, всего что тварь, союз нелестный.
Движений мать и цель, всея природы сок,
И жизнь, и красота, и красоты цветок.
Всегдашняя живых и их нетленна сладость;
Разумных здесь чинов неизреченна радость.
Вина клоняща нас и к чести и к добру,
Дающа нам покой, веляща быть в миру,
Целяща яд вражды, к согласию ведуща,
Вся тихости полна, зла люта не имуща,
Бодряща слабых та, а тешаща в печали,
⁵⁷⁰ По бедствующих всех нас приводяща в жали.
Та делает всю жизнь здесь дольную не скучну
И совершенно всю ее благополучну;
Грунт вольности она, грунт мудрости всея,
Не сущее, но тень доброта без нея.
Конечно, мнится мне, любовь то называют,
Которую вещей цепь тверду признавают,
Подвижностью — Декарт, влечением — Невтон,

А естества душой[1]

превелией — Платон.Сия любовь во всем ничем есть не порочна,
⁵⁸⁰ Но по всему собой всегда и всюду прочна.
Что ж воля часто ту употребляет в зло,
То у меня о сей любви здесь слов не шло:
Нрав коего добра во зло не превращает?
Отравы нрав своей чему злый не собщает?
И в басне есть моя небесна дщерь любовь
Плотска́я, нечистот и похотений, кровь.
О той я говорю, есть коя совершенство,
Всажденное в живых на общее блаженство.
Бесчинная любовь есть беззаконий плод,
⁵⁹⁰ Та огнь есть, страсть палить, не семя множить род.

Без чистыя любви, живых в пол вкорененны,

Животны не могли в мир быть произведены.
Не ясно ль видим мы в сем промысл от творца,
Что водрузил любовь животных он в сердца?
Не токмо ж для того, взаимно б им любиться,
Единственно или чтоб тьмами расплодиться,
Но купно, чтоб и плод рожденный тот любить,
Родившей кой еще млеко́м долг воздоить.
А что ж бы описать родительску усердность
⁶⁰⁰ И всю горячесть их, и всю их милосердность
К рожденному от чресл и от утроб плоду,
Кой получат они в свою себе чреду,
То из родивших быть конечно должно стада,
Быть то есть как отцом, так материю чада,
И прямо уж тогда и точно познавать
И самым чувством всю в себе испытыва́ть
Невероятну всем нерождшим достоверность,
В родительской любви колика есть безмерность!

Животных каждый род, исшедший так во свет,

⁶¹⁰ В нем пребывает уж чрез многие тьмы лет:
Чрез тысящи веков чтоб кой искорени́лся
Конечно и совсем из жизни истребился,
Не видно и ниже́ не слышно есть того.
Не слышно и нигде не видно и сего,

Чтоб лишним в них такой избыток умножался,

Которого б другой животных род пужался,
А в страхе б от него всегда был потому,
Что вреден первый тот другому есть сему.
Когда б медведи, львы и с хищными волками
⁶²⁰ Умножились сверх мер своими вдруг стадами,
То б овцы и тельцы, олени и волы,
Брадатые притом и козы и козлы,
Ленивейшии мски и веледушны кони,
Легчащие наш труд и рыщущи в погони,
Уж были б все давно вконец истреблены.
И родом бы своим так всем погублены:
Их ярость и до нас достигнуть бы имела,
И так бы вся земля конечно опустела,
А всех бы преблагих намерений конец
⁶³⁰ Не исполнялся тем, кой положил творец.
Но лютых тех зверей число есть не чрезмерно;
Сочтенное предел себе имеет верно.
Как в прочем ясно зрим премудрость, так и в сем
Могущество, совет, радение о всем;
Всех свойства сии здесь повсюду толь сияют.
Что примечающ ум безмерно удивляют.
Кто ж в тварях такову явить премудрость мог,
Как сущий сам и мной дока́зуемый бог?
Неложно, от его число зверей десницы,
⁶⁴⁰ Нам, людям, вредных тех, есть включено в границы!

Всё долженствует нас сие всех приводить,

Дивящихся, в восторг и ум наш просветить
Строением во всем премудрости толики,
И благости творца, и силы превелики;
Смотрение его толь ясно зримо есть,
Что не возможет скрыть от нас никая лесть
И что без слепоты извольныя не можно
Не видеть нам везде того, что есть неложно.
Премногому числу когда б тех быть зверей,
⁶⁵⁰ То было без числа терзаемых людей.
Предвидел вышний бог довольны к нашей казни
И зависти и злоб толь неисчетны разни.
Для наших всех неправд его верьховна власть
Другим нас предала томления в напасть,

А мучимым нам быть зверьми не попустила,

Чтоб лютость их всех нас вконец не поглотила,
Когда б от завистей и свойственных нам злоб
Наш страждущий живот не сходит в смертный гроб.
Сие ж да человек опомнится собою,
⁶⁶⁰ Да, правды на стезе став, шествует уж тою,
И да вину беды потщится познавать,
От коей впредь ему б опасней убегать.
Но злость и зависть в нас, за вред коль нам ни слезны,
Однако иногда бывают те полезны.
Всяк утесненный тем язвительным вредом
К познанию себя приходит прямо в том:
Томясь и мучась он так в бедстве и напасти,
Пороки зрит свои, обуздавает страсти.
С собой тогда тесняй живя и весь в себе,
⁶⁷⁰ И буйно не ходя в той от других гоньбе,
А всё, что он и как, уж здравей размышляет,
А тем себя всяк час, как должно, исправляет.

Сей тварей происход великим нам не так

Быть кажется, ему казаться должно как:
Привычка, может быть, мысль нашу превращая,
А дивное в себе не дивным толь собщая,
От размышлений вдаль всегда уводит нас
И слышать не дает природы светлый глас.
Что будут о таком художнике все мыслить
⁶⁸⁰ И совершенства в нем имеют сколько числить,
Который бы часы такии здесь сложил,
Чтоб от самих был плод и в роды б оный жил?
О зодчем как домов таком бы рассуждалось,
Чтоб от его палат жилище созидалось
Другое о себе, и сам бы всяк покой
Возобновлялся в род, при ветхости, собой?
Мы всё то зрим в зверях, зрим в каждом то животном.
Махины суть они в своем составе плотном,
Подобны все часам, имеющие в дар
⁶⁹⁰ Внутрь, вместо всех пружин, душевный некий пар.
Однак, при чувствах всех, премного разумеют
И сами размножать собой себя умеют:

С начала ту вложил способность в них творец,

Его б им исполнять намеренный конец.

Пусть множатся они для собственного плоду

От семени, что в них есть вложено по роду
И пребывает то в них в непредельный круг.
И так, что не́льзя им перевестись как вдруг.
Пусть производит их нарочна заготовка,
⁷⁰⁰ От коей их родам всегдашня есть обновка.
Но значит всё сие, что весь зараней род
Их предусмотрен есть , и всем снабден на плод.
Пусть уверяют нас, что в каждом порознь звере
Припасено по их числу, по их и мере,
Зародыши пред сим уж за седмь тысяч лет,
Чтоб каждый род от тех происходил на свет
И никогда б отнюдь здесь не переводился,
Один бы от того и далей так родился.
Но что сим надлежит зародышам иметь
⁷¹⁰ Своих весь образ тел и так в утробе спеть,
Имеющим уже всю точную основу.
Возрастшую ж до мер, к исшествию готову;
То всех животных есть созданность тем хитряй:
Ум понимаяй то смятется сам скоряй,
А нежель может в том постигнуть мудрость чудну,
Искусство всё ее и хитрость столько трудну.
Во-первых, должно в той всему основе быть,
В малейшем и всему ж размере в той не ныть,
И так, чтоб были в ней все внутренние части,
⁷²⁰ И части сих частей разобраны, как в масти.
Потом зародыш всяк чтоб столько содержал
Зародышей в себе, из сих бы насажал
В себя ж еще всяк их и столько ж, и нарочно
Долг скольким быть ни всем, чтоб в век родиться точно.
Уготовлений столь обнять возможно ль нам
В зародыше одном по всем его рядам?
В понятии у нас сему числу вмещаться
Возможно ль без того, ему чтоб не смущаться?
Но кое мнений сих от мудрых ни принять,
⁷³⁰ Везде искусство долг всевышне обонять:
Из них не знаю я, которо право делом,
Премудрость зрю во всех я при рассудке зрелом.

Однак, сомнений в сем, от вернейших примет,

Нимало никаких и никому уж нет,
Что не родится скот припадком во вселенной,
Ни в мысли мнить того нельзя в неизумленной;
Медведей, ни овец, ни львов, ни лошадей
От случая не зрим, ни сим господ, людей,
Но все от пары те подобные родятся
⁷⁴⁰ И после как жена и муж совокупятся.
А третиего так рождающая та,
Совокупившись уж с любовию, чета,
В рождении своем искусству не причина,
Составить не могла и хитрого в том чина.
Не токмо ж составлять та не могла частей,
Но не дается ей отнюдь ниже́ вестей
Познать бы точно, как, что оныя в утробе
Составилось и есть по сродной ей особе.
Орудие — отец, орудие и мать,
⁷⁵⁰ Чтоб то производить, а как — того не знать.
Так от кого ж сие предивное искусство,
Когда в родивших то не видится досужство?
Какая сила? Кто премудрый, и весьма,
Той паре повелел родить? А чтоб сама
В плоде своем отнюдь составов та не знала?
Да только чтоб совсем готовое рождала?
Хоть смысл дай весь скоту, хоть отыми и мысль,
Хоть нашего ума в нем выше разум числь,
Творению однак себя он не причастен,
⁷⁶⁰ Ни, как есть сотворен, познать сие не властен.

Нас некоих живых дивят вельми доеа,

Как наша есть о тех примета вся зрела́.
Посмотрим мы на пса; сей мукою томится
И третьим уж путем за зверем вслед стремится,
Когда разнюхать он не мог его по двум,
Всё ж делает он то не так как наобум.
Дивлюсь, как мышлю я, из птиц на исполине
И толь хвостом своим гордящемся павлине,
Как воспитать детей старается своих
⁷⁷⁰ Там, где б пес находить не мог по духу их.
Не ибисы ль летятк пределам вдруг Ливийским,
Влететь бы помешать в Египет стаям змийским!

Полуденным как ветр к Египту впрямь влечет

Крылистых змиев сих, то ибис всяк течет
Стадами, зная час, на те границы прямо:
Так но впускают власть драконов тех упрямо
Внутрь самыя страны, их истребляя там
И не дая от них великим быть вредам.
Желвь в черепе своем как от орла спасется?
⁷⁸⁰ Схвативши сей того, с добычей вверьх несется
И смотрит на низу, где б камня, с высоты
О кой бы череп тот разбить без мешкоты.
Представим мы себе в ум цаплю долгоногу,
Дивятся и ее видавшие подлогу;
Она хоронит нос свой долгий под крыло,
Чтоб испужать и вдруг нападшу птицу зло
Самой ей умертвить там носа остротою,
Иль вдруг же б ту прогнать его ж прочь долготою
Не дивно ль ремез как гнездо себе вязет?
⁷⁹⁰ Зубчонками, как мышь, твердыни толь грызет?
Не дивно ль, что древа червочик хилый точит?
Слепый крот идучи в земле путь свой толочит?
Не дивно ль, как гнездо и ласточка хитра
К утесу прилепить и в том еще быстра?
Размыслим хитрость ту, в ихневмоне котора,
Сей вывалявшись весь в грязи тин от задора,
Когда спит крокодил, в его отверсту пасть
Вдруг вскакивает так, что строит там напасть;
Он печень в нем, себе любимую, съедает,
⁸⁰⁰ А черево проев, вон после выбегает,
И яйца его он смыслен находить,
Не расплодился б тот змий лют, спешит те бить.
Приятно слышать нам премногих в разни птичек,
Толь щебетливых тех и сладостных певичек.
Чудимся, как скворец, иль сойка говорит,
Иль и сорока тож, иль попугай творит.
Но счислить может кой естественник иль в птицах,
В зверях, или в скотах, иль в гадах, че́рвях, мшицах,
Иль в чрепокожных всех, иль в рыбах, иль в змиях,

⁸¹⁰

Ведущихся у нас и в дальнейших краях,Предивные дела и вымыслы чудесны,
Из коих многи нам быть могут не бесчестны?
Не обезьяне ль так во всем дано быть в век,
Что, праведно сказать, та впол есть человек?
По действам естество исполнено есть дива:
Животных всяких в нем преизобильна нива.
Но заключим ли мы из тех животных дел,
Чтоб разума в себе скот больше нас имел?
Чтоб большая была в них нашей осторожность?
⁸²⁰ И большая б у них к тем действиям возможность?
Без всех искусств они и без наук творят,
Что есть пристойно им и что полезно зрят;
С рассудком мы своим, с науками, с советом
Не зрим, что должно нам, толь часто, оным светом,
И часто ж разум наш приводит нас в обман,
Хотя нам и в вождя и в стража оный дан.
То правда, но сие, хотя нас и смиряет,
О лучшем в тех уме не удостоверяет.
При разуме еще нам воля подана,
⁸³⁰ Избраний госпожа и наших действ она:
Та часто разум наш собой преоборает
И ненавистно зло уму предызбирает;
Так истину люблю и, что добро, я зрю,
Но, ненавидя ложь и зло, сие творю.
Естественный устав влечет скота невольно
К тому, что для него полезно и довольно.
Но волей мы почто свободной почтены,
Тому здесь объявлять не место все вины.
Что ж однолично скот всяк действует и дивно,
⁸⁴⁰ То положить творцу так не было противно;
Премудрости его в них дело признаю,
Хоть дух махинам сим я некий придаю.
Как время всё часы мне меряют исправно
И разделяют то на части в сутки равно,
Кроме ж пружин, ума не зрю в часах я тех,
То заключить могу при слушающих всех,
Что мастер тех часов зараней всё исправил
И, рассудив умом, потом обрат составил.
Так точно хитрость всю животных я скотов
⁸⁵⁰ Творцу напредь даю, не то что дать готов.

Премудрость им его толь хитрым быть велела,

Когда творя о всем, по благости, радела.

Не возражай, что скот с своим побудком тем

Нарочно будто б он был осужденный кем
Погрешности творит, во многом заблуждая.
Не дивно, что скоты, по правде рассуждая,
Не возмогли во всем собой исправны быть
И могут иногда заблуждшими тем слыть,
Но надивиться нам довольно невозможно,
⁸⁶⁰ Что некогда весьма их действо осторожно.
Когда б всегда во всем исправных зреть нам их,
То б разум совершен признать был долг в самих
И надобно б придать, на их особно долю,
Премногих совершенств исполненную волю.
Но бесконечна та создавшая всё власть
Другое не могла всесовершенным скласть;
Не можно быть другим, сия в себе есть пречно,
Единого кроме́, свершенным бесконечно.
Однак границы свойств и меры совершенств
⁸⁷⁰ Не показуют вещь, что та есть без блаженств.
Когда в чем обманусь, не следует так точно,
Чтоб я без смысла был, то следствие порочно,
И чтоб припадком всё внутрь делалось во мне,
И всё ж бы оным шло, что видимо отвне, —
Но только, что мой смысл в себе несовершенный
И всяким родом свойств он есть неукрашенный.
Во многом зрится так несмысленнейшим скот,
Но в некоих делах чрез меру смыслен тот;
По правде заключит по сей уж всяк причине,
⁸⁸⁰ Что некотора мысль в животной есть скотине.

Престудно, и весьма, чтоб впрямь определить,

Какого естества душой их наделить
Зиждитель восхотел; каким и жизни духом,
Который по делам зрим внутренним их слухом.
Что знание в скотах, пристойное им, есть,
То за обман принять не можно, ни за лесть;
Мечтания и чувств в них сила ясно зрится,
Но от какой души сие всё в них творится,
Незнание мое охотно признаю,

⁸⁹⁰

Приемля правду в мысль конечную сию,

Что больше сотворить могущий есть создатель,

Неж человек понять возможет рассуждатель.
Едино говорю, что чистого в них нет
Ума, который всех в нас умствований свет,
Кой естеством своим бессмертен есть вовеки
И коим от скотов мы разны человеки:
От вещества сему дано мысль отвлекать,
А при единствах всех и бесконечность знать.
Нет знания у них такого непреречно:
⁹⁰⁰ Не знают те никак, что истинным есть вечно.
Махины суть скоты, не без души однак;
Бездушными назвать по опыту не так
Растения, и жизнь, и чувственность толь нежну,
Понятие, мечту, мечте и память смежну
Ежеминутно мы зрим ясно толь в скотах,
Что не́льзя впрямь сказать: души нет в их телах;
Так утверждать весьма есть совести противно,
Хотя вельми и то, чем могут знать, есть дивно.
Один Картезий был, кой смело рассудил
⁹¹⁰ И ма́хинами скот простыми утвердил;
Дать души, по его, скотам, то дать и вечность
Бессмертную ж душам, в сем у него преречность.
Картезий пусть твердит, что те бездушны суть;
Я к бытию душ в них другой имею путь;
Я знаю, что душа их есть иного рода,
О вечных правдах нет в ней мысли, ни довода;
Различие сие имеет с той моя,
Бессмертна по себе, об их уверен я,
Что смертна есть она, что с телом умирает
⁹²⁰ И что смертельность та душ наших не стирает.
Против Декарта весь наш опыт вопиет,
Что мысли он и чувств животным не дает.

Но вас, у коих плоть собою только мыслит,

В презренных разум мой и в нечестивых числит.
Движений быть должна, по-вашему, степень,
В которой плоть еще в свою не мыслит лень;
Потом долг наступать другим степеням разным,
С каких уж вещество перестает быть праздным
И станет вдруг себя извнутрь в тех познавать,
⁹³⁰ Познав, о прочем всём доводно рассуждать.
Положим мы теперь на время за неложно,

Что мыслить веществу, как духу, есть возможно.

Но двигов тех степень кто точную избрал?
Лине́ю кто нашел, по той и двиги склал?
Величину, размер, фигуру кто и точность
Во всякой части в нем? кто всю другу побочность,
Котору нужно в тех движениях иметь,
За равномерность бы в себе не залететь?
Снаружи учредил кто стройное толь тело,
⁹⁴⁰ Что всяк по мере член свое имеет дело?
И словом, свойство всё кто оно изобрел,
Чтоб мысльми вещество ленивое согрел?
От коего нельзя отнять ни малой части,
Тому чтоб не престать уж мыслить в той напасти?
Безумный не возмог ни чинна вещества
Припадок сделать вам, не то что существа
Разумного того и мысляща природно,
И умствующа так в себе еще доводно.
Итак, хоть положить, что мыслит вещество,
⁹⁵⁰ Сказать долг, что ему мысль дало божество.
Отстать уже пора от глупого припадка:
Не мыслит плоть, ниже́ и мыслить без придатка
Возможет та собой; а тот душой всегда
Без всякого уму зовется в нас вреда,
Спряженной с веществом премудро вышним богом,
Для ведомых концов ему в могутстве многом.
О скотских не душой доказывать делах —
В безумных самому быть долг тому скотах.

Хоть в древних мудрецах, Евсевий, не свершена

⁹⁶⁰ Вся мудрость толь была, коль наша просвещена,
Однак, предвидя те разврат людских умов
И заблуждений всех и всех обманов ков,
Старались утвердить, что в целую вселенну
Ум вышня божества есть разлит нам явленну,
И что его всегда сама премудрость в ней,
И действует везде она в натуре всей,
А особливо есть то действие в животных,
Как души в наших суть телах непраздны плотных;
И что оно их всех собой животворит,
⁹⁷⁰ Так, ныне как уж мнят, побудок не морит.
Твердили те тогда, что искры вышня бога,
От разума его нашедшие премнога,
Рождаемого суть началом естества,
И что их каждый скот, прияв от божества,
Содержит внутрь себя до самыя кончины,
При коей сила та, бессмертия с причины,
От персти отстая, до вышних всходит гнезд
И пребывает там между зарями звезд.
Сих мудрствований есть хоть мнение и ложно,
⁹⁸⁰ Но разума исполнь, притом и осторожно.
Вергилий, римских верьх пиитов и глава,
Гео́ргических книг оставил нам слова,
Стихов и мерой стоп между собой сплетенны,
О мнении таком там ясно приведены.
Он земледелий в них поя о всех делах,
А лебединый глас свой взнесши о пчелах,
С обычною себе воспел там красотою
И предлагал сие так слога высотою,
Что хитрость оных пчел к тому уж привела
⁹⁹⁰ Взирающих на их толь мудрые дела,
Чтоб в них им признавать ум божий достоверно.
Наполнив оным бог всё небо пребезмерно,
Весь воздух, землю всю, пространны все моря
Им полнит, равно тварь животную творя,
И в оной тем умом пота он пребывает,
Пока животных тех состав не истлевает;
Потом, что сущность в нем бессмертна и проста,
В число восходит звезд в превыспренных местах.
Ко мнению сему всяк стоик пригвождался,
¹⁰⁰⁰ А прежде еще их Платон в нем утверждался;
И толь, что целый свет[1] животным звали уж,
Который был по их с умом жена и муж.
Сих множество божеств в единое сливали;
Однако тем они натуру признавали,
Которая была как вечная у них
И беспредельна так в свершенствах всех своих,
Божественна притом и купно всемогуща,
Премудрая во всем, она и всюду суща.

Но, о! сиявши вы толь в славе мудрецы,

¹⁰¹⁰ Вы были по своей той мудрости слепцы.

От стихотворных снов себя далеких мнили

И дорого себя пред ними толь ценили;
Однак, и не хотя, на их вступали след
И упадали так вы в тот же самый бред.
Приписывали ум таким частям во свете,
Которы о себе быть не могли в примете;
Да и не токмо те могли что разуметь,
Но не могли ниже́ понятия иметь.
Теперь, но поздо уж, Олимпу вы дивитесь,
¹⁰²⁰ Как красотой его, лишены сей, язвитесь;
На обличений стыд, дано вам знать, как мню,
Недопущенным всем небесных зорь ко дню,
Что мудрость в вас была безумие слепое,
Порочной слепоты, ту признававших, вдвое.
Однак, при густоте в вас бывшия здесь мглы,
Нам должно вас почесть достойных похвалы,
Что ничего собой не мнили в свете ставша,
Но от премудра всё, вещали вы, создавша.