Избранные произведения

Раскрылась на холме, в листве зеленой
Та, что любовью соловья владеет,
Над кем так звонко он поет, влюбленный.
И под его напевы сладко млеет
Краса цветов средь тишины глубокой
И, внемля, девственным румянцем рдеет.
Вдали от северной зимы жестокой,
Она дыханья стужи не боится;
Живит и нежит ветерок с востока
Ночных садов и соловьев царицу,
И аромат, который льет природа
В ее фиал, еще нежней струится,
Сторицей возвращенный небосводу.
О, как ее благоуханны вздохи!

Нужно быть немцем, чтобы суметь произнести последний стих; но, впрочем, воротимся к нашему делу. Когда поэт придумывает, будто влюбленная роза рдеет в присутствии возлюбленного девственным румянцем и вздыхает, — разве не превращается у него цветок в человека? Разве тот, кто воображает себе вздох, не воображает и уста? А представив себе уста, разве можно не представить лицо, а значит, и человека? И получается, что роза и в воображении поэта, и в воображении читателей оказывается женщиной. Правда, ее образ вял и расплывчат, потому что эти два вымысла поэта, слишком избитые и легковесные, не способны достаточно сильно возбудить воображение (то же самое бывает, если живописец показывает только волосы или другую подобную часть человеческой фигуры). Но, во всяком случае, либо в воображении читателей возникает образ женщины, либо роза остается просто розой — не любящей, не живой, а настоящим и обыкновенным цветком. И если все вымыслы современного поэта или большая их часть дадут в итоге то же самое, то как можно говорить о какой-либо выгоде для нашей поэзии? Вот какова поэтическая манера, которая дает кавалеру ди Бреме доводы, доказывающие «поэтическую ничтожность мифологии».