Избранные произведения

И вот настала роковая ночь. Безумно измученный своими переживаниями и тоской, я лег рано и вскоре уснул, вернее, задремал, ибо нормальным сон в моем состоянии был уже невозможен. Среди ночи какая-то дьявольская сила, вознамерившаяся навсегда разрушить мой душевный покой, вынудила меня открыть глаза, сесть и прислушаться. К чему? Я и сам не знал. Вдруг мне показалось, что я различил слабый стук, как бы отзвук знакомого сигнала. Вскоре он повторился: раз, два, три, такой же тихий, как прежде, но столь же несомненный. Ошибиться я не мог - все мои чувства были напряжены до предела. Я уже собрался ответить, но тут враг рода человеческого остановил меня, нашептывая: отомсти! Она долго и жестоко не замечала тебя, теперь твоя очередь. Чудовищная подлость! Страшное безрассудство, да простит мне его Господь! Остаток ночи я провел без сна, оправдывая свое бессердечие разными бесстыдными отговорками и... прислушиваясь.

На следующее утро, выходя из дома, я встретил свою квартирную хозяйку.

- Доброе утро, мистер Демпьер, - затараторила она. - Слышали новость?

Я ответил, что ничего не слышал, всем своим видом давая понять, что никакие новости меня не интересуют. Но она не обратила на мой вид ни малейшего внимания.

- Да вот, больная-то девушка из соседнего дома... Как? Вы не знали? Да ведь она уж давно болела. А теперь... Я прыгнул на нее, как тигр.

- А теперь, - вскричал я, - что теперь?

- Померла.

Но это еще не все. Как я узнал позднее, в ту ночь больная, очнувшись после недели беспамятства, попросила - это были ее последние слова, - чтобы ее кровать передвинули к противоположной стене. Те, кто находился тогда рядом с нею, подумали, что эта просьба - следствие горячки, однако подчинились. И вот уже покидающая наш мир душа попыталась восстановить прерванное общение, снова связать золотой нитью искреннего чувства свою чистоту и целомудрие с подлостью и безразличием человека, признающего лишь один закон - Закон Себялюбия.

Как я мог искупить свою вину перед ней? Где те мессы, которые можно было бы отслужить за упокой бездомных душ, носимых слепыми ветрами, особенно в такие непогожие ночи, как нынешняя, - тех бесплотных духов, что стучатся к нам из грозовой тьмы, напоминая о прошлом и прорицая грядущее?

Это уже третье посещение. В первый раз я отнесся к происшедшему с недоверием и попробовал разобраться во всем, не выходя за пределы естественно-научных представлений; во второй, после того, как условный сигнал был повторен несколько раз, я ответил, но сам ответа не получил. Сегодняшний случай завершает "роковую триаду", о которой писал Парапелий Некромант. Добавить нечего.

Демпьер умолк. Я не знал, что ему сказать. Задавать какие бы то ни было вопросы представлялось мне совершенно невозможным. Поднявшись, я пожелал ему спокойной ночи, стараясь, как умел, выразить ему свое сердечное сочувствие, которое он молча, с благодарностью принял, пожав мне руку. В ту же ночь, один со своим раскаяньем и тоской, он перешел в Неведомое.

ТРИ ПЛЮС ОДИН - ОДИН

В 1861 году Бэрр Ласситер, молодой человек двадцати двух лет, жил с родителями и старшей сестрой поблизости от Картейджа, штат Теннесси. Семья жила небогато, обрабатывая свой маленький и не очень-то плодородный участок земли. Не имея рабов, они не числились среди "лучших людей" округи; но они были люди образованные, честные и хорошо воспитанные, и их уважали настолько, насколько могли в тех краях уважать семью, не наделенную личной властью над сыновьями и дочерьми Хама. Ласситер-старший в поведении отличался той суровостью, которая обычно говорит о бескомпромиссной верности долгу и часто скрывает чувствительное и любящее сердце. Он был выкован из той же стали, из которой куются герои и мученики; но в потаенной глубине его существа угадывался более благородный металл, плавящийся при меньшей температуре, но неспособный окрасить или смягчить твердую оболочку. Благодаря наследственности и воспитанию этот несгибаемый характер наложил отпечаток и на других членов семьи; поэтому дом Ласситеров, хоть и не чуждый любви и привязанности, был настоящей твердыней долга, а долг - увы, долг порой бывает жесток, как смерть!

Когда разразилась война, она разделила эту семью, как многие семьи в том штате, на две части: молодой человек остался верен федеральному правительству, прочие стояли за конфедерацию. Это злополучное разделение породило в доме невыносимый раздор, и когда непокорный сын и брат покинул родные стены, открыто заявив, что собирается вступить в федеральную армию, ни одна рука не поднялась для рукопожатия, ни одного слова прощания не было произнесено, ни одного доброго напутствия не прозвучало вслед юноше, твердым шагом уходившему навстречу судьбе.