Избранные произведения

Лес чародейный надо мной навис,

Разлито в нем полночное свеченье,

Тут с миртом ветвь сплетает кипарис

В зловещем братстве, в темном единенье.

Дурман и белена цветут у ног,

Коварная топорщится крапива,

Плетет бессмертник траурный венок,

И в три погибели согнулась ива.

Не кличет птица, не гудит пчела,

И свежий ветер листьев не колышет,

Здесь Тишина на землю налегла,

Здесь лишь она одна живет и дышит.

Мне слышатся неясные слова,

Что шепчут призраки о тайнах гроба,

Кровь капает с деревьев, и листва

Во тьме недоброй светится багрово.

Кричу я! - Но изнемогает плоть,

Томится сердце, дух и воля стынут,

Громаду зла не в силах побороть,

Стою пред ней, потерян и покинут.

Но вот незримо...

Холкер умолк - читать было больше нечего. Текст обрывался посередине строки.

- Похоже на Бэйна, - сказал Джералсон, который слыл своего рода всезнайкой. Он стоял, рассматривая тело, теперь уже не столь настороженный.

- Кто такой Бэйн? - спросил Холкер без особого любопытства.

- Майрон Бэйн, им зачитывались на заре нашей истории, больше ста лет назад. Страшно мрачный; у меня есть его собрание сочинений. Этого стихотворения там нет - должно быть, забыли включить.

- Холодно, - сказал Холкер. - Пошли отсюда; надо вызвать коронера из Напы.

Джералсон, промолчав, послушно двинулся следом. Обходя небольшое возвышение, на котором лежали голова и плечи убитого, он задел ногой какой-то твердый предмет, скрытый под гниющими листьями, и не поленился вытолкнуть его на свет Божий. Это была упавшая изголовная доска с едва различимой надписью "Кэтрин Ларю".

- Ларю, ну конечно! - воскликнул Холкер, внезапно придя в возбуждение. - Да ведь это же настоящая фамилия Бранскома, он Ларю, а никакой не Парди. И разрази меня гром - на меня точно просветление какое нашло - фамилия убитой женщины была Фрейзер!

- Тут какая-то мерзкая тайна, - сказал детектив Джералсон.- Терпеть не могу подобных штучек.

Вдруг из тумана, словно из бесконечной дали, до них донесся смех низкий, нарочитый, бездушный смех, не более радостный, чем лай гиены, пробирающейся по ночной пустыне; звук постепенно усиливался, становясь все громче и яснее, все отчетливее и ужаснее, пока им не почудилось, что смех исходит почти от самой границы узкого круга видимости - смех столь неестественный, нечеловеческий, адский, что души видавших виды охотников за людьми преисполнились невыразимого страха. Они не сдернули с плеч ружья и даже не вспомнили о них - от такой угрозы оружием не защититься. Хохот начал стихать, ослабевая так же медленно, как нарастал вначале; достигнув силы оглушительного вопля, от которого чуть не лопались их барабанные перепонки, он теперь словно отдалялся, пока наконец замирающие звуки, механическибезрадостные до самого конца, не канули в безмолвие и беспредельность.

МАЛЮТКА-СКИТАЛЕЦ

Зрелище, которое являл собой маленький Джо, стоя под проливным дождем на углу пустынной улицы, едва ли кому-нибудь пришлось бы по вкусу. Наверное, это был самый обыкновенный осенний ливень, но вода, падавшая на Джо (который был еще слишком мал, чтобы считаться правым или виноватым и, следовательно, не был подвластен всеобщему закону, гласящему, что каждому воздается по заслугам), казалось, обладала особенным свойством - она была темной и липкой. Впрочем, такое едва ли было возможно даже в Блэкбурге, повидавшем на своем веку немало чудес.

Например, десять или двенадцать лет назад тут пролился дождь из лягушат, что достоверно засвидетельствовано соответствующей записью в хронике, записью, которую историк заключил не вполне уместным замечанием, что данное природное явление, вероятно, пришлось бы по вкусу французам.

А несколько лет спустя на Блэкбург выпал красный снег; зимой в этих краях холодно и обильные снегопады совсем не редкость. Тут не может быть никаких сомнений: снег действительно был кроваво-красного цвета, как и образовавшаяся от его таянья. вода, если это вообще была вода, а не кровь. Событие это наделало в обществе немало шума; объяснений было ровно столько, сколько предложивших их ученых, которые, впрочем, так ни в чем толком и не разобрались. Но у граждан Блэкбурга, много лет живших именно там, где выпал красный снег, имелось на сей счет собственное мнение. Покачивая головами, они утверждали, что все это не к добру.

Так и оказалось, ибо следующее лето ознаменовалось вспышкой таинственной болезни, какой-то заразы, эпидемии или еще Бог знает чего (врачи не знали), которая унесла добрую половину жителей. Остальные сами покинули город почти в полном составе и долго не возвращались. Потом они все-таки вернулись и вновь принялись плодиться и размножаться, но Блэкбург с тех пор никогда уже не был таким, как прежде.

Происшествием совсем иного рода, хотя столь же незаурядным, был случай с призраком Хетти Парлоу. Девичья фамилия Хетти была Браунон, а для Блэкбурга это не пустой звук.