Избранные произведения

Никанор первопутком ходил в извоз,
А к траве ворочался до дому.
Почитай, и немного ночей пришлось
Миловаться с женой за год ему!

Ну, да он был старательный мужичок:

Сходит в баньку, поест, побреется,
Заберется к хозяюшке под бочок —
И, глядишь, человек согреется.

А Матрена рожать здорова была!

То есть экая баба клятая:
Муж на пасху воротится — тяжела.
На крещенье придет — брюхатая!

Никанор, огорченья не утая,

Разговор с ней повел по-строгому:
«Ты, Матрена, крольчиха, аль попадья?
Снова носишь? Побойся бога, мол!»

Тут уперла она кулаки в бока:

«Спрячь глаза, — говорит, — бесстыжие!
Аль в моих куличах не твоя мука?
Все ребята в тебя. Все — рыжие!»

Начала она зыбку качать ногой,

А мужик лишь глазами хлопает:
На коленях малец, у груди — другой,
Да еще трое лазят по полу!

Он, конечно, кормил их своим трудом,

Но, однако же, не без жалобы:
«Положительно, граждане, детский дом:
На пять баб за глаза достало бы!»

Постарел Никанор. Раз — глаза протер,

Глядь-поглядь, а ребята взрослые.
Стал Никита — шахтер, а Федот — монтер,
Все — большие, ширококостые!

Вот по горницам ходит старик, ворча:

«Без ребят обернулся где бы я?
Захвораю, так кличу сынка-врача,
Лук сажу — агронома требую!

Про сынов моих слава идет окрест,

Что ни дочка — голубка сизая!
А как сядут за стол на двенадцать мест,
Так куда тебе полк — дивизия!..»

Поседела Матренина голова:

Уходилась с такою оравою.
За труды порешила ее Москва
Наградить «Материнской славою».

Муж прослышал и с поля домой попер,

В тот же вечер с хозяйкой свиделся.
«Нынче я, — заявляет ей Никанор,—
На Верховный Совет обиделся.

Нету слов, — говорит, — хоть куда декрет:

Наградить тебя — дело нужное,
Да в декрете пустячной статейки нет:
Про мои про заслуги, мужние!

Наше дело, конешно, оно пустяк.

Но меня забижают, вижу я:
Тут, вертись не вертись, а ведь как-никак —
Все ребята в меня. Все — рыжие!

Девять парней — что соколы, и опять —

Трое девок, и все — красавицы!
Ты Калинычу, мать, не забудь сказать:
Без опары пирог не ставится.

Уж коли ему орден навесить жаль,

Всё ж пускай обратит внимание
И велит мужикам нацеплять медаль —
Не за доблесть, так за старание.

Коль поправку мою он внесет в декрет —

Мы с тобой, моя лебедь белая,
Поживем-поживем да под старость лет
Октябренка, глядишь, и сделаем!»

4 мая 1945

128. «Всё мне мерещится поле с гречихою…»