Избранные произведения

Противоливневый козырек над аэрационным проемом заслонял почти все небо, но сияния даже одной яркой звезды было довольно неурочному посетителю, чтобы заметить, как взволнованно стали вздыматься налитые круглые груди спящей Винаты.

— Самул!.. — простонала она и тяжело задышала. Заметалась, точно в бреду. — Самул! Не надо, Кирилл!.. А-а-а! Кирилл, уходи! Самул!.. — Голос ее был неузнаваем. Не голос — жалобный стон смертельно напуганного человека.

«Я — кошмар ее сновидений!..» — внезапно понял Кир-Кор, сжимая ладонями немеющее лицо.

Огнем по нервам:

— Самул!..

Надрывные всхлипы.

И снова:

— Самул!..

Кир-Кор бессильно опустил руки. Вспомнился «прогноз» Марсаны. Не захотел верить молве, затеял игру в прятки с судьбой.

— Успокойся, — Вината, — проговорил он тихо, мягко, проникновенно. — Сейчас я уйду, и все образуется. Самул, должно быть, вернется.

Все рушилось. Все, о чем намечталось в разлуке. Пустые прожекты. Ну что ж… Самулу самулово, а выбираться отсюда каким-то образом надо. Кириллу кириллово… Можно, к примеру, покинуть этот гостеприимный альков в режиме аварийно-спасательной эвакуации.

В подоконном боксе он нашарил круглую коробку демпферного тросика с ременной петлей и карабином защелки. Посмотрел на Винату и оставил коробку в покое. Случись что-нибудь — Вината здесь будет в ловушке. В катаготиях Театрального чего не случается… Он покатал в ладони собственноручно ограненный им для Винаты крупный темно-карминово-красный рубин, сбросил на пол. Привстал на подоконнике и ухватился за край козырька. Вот уж не думал, что выбираться отсюда придется по крышам.

Пятая секция «безымянного» нависала над парапетом примыкающего к эспланаде бассейна. Отряхивая ладони, Кир-Кор взглянул на отраженные в спокойном зеркале воды лучистые бриллианты звезд. И пожалел, что глубокая часть бассейна, судя по вышкам с трамплинами, находится в противоположной стороне, да еще вдобавок отделена от мелководного «лягушатника» островком, всю площадь которого занимал гигантский баньян. А впрочем, баньян рос там не зря…

Ближе других к баньяну был нависающий над водой торец среднего корпуса. Кир-Кор обернулся. Вверх по крутому склону террасами шли остекленные яруса катаготия, испещренные шестиугольными дырами лоджий. На самом верху росли пальмы, и сквозь их частокол едва просматривался край хрустальной чаши амфитеатра. А еще выше сияло созвездие Козерога.

Беззвучно ступая по залитой пластиком крыше, Кир-Кор направился к стеклянному «барабану», откуда гигантскими пушками торчали тридцатиметровые цилиндры спальных корпусов. Ни одна из лоджий катаготия уже не светилась, умеренно были освещены только фойе, эскалаторы, холлы, кабины подъемников, и лишь в отдельных местах мерцали видеококоны. Фантазия о замурованном в скалах роботе-исполине поблекла. Теперь все это больше напоминало фрагмент антикварного фильма о космических войнах: таинственный броненосец-колосс, готовый к стрельбе планетарными бомбами из пяти пушек чудовищного калибра. Бух-ба-баx — планетка средних размеров вспухает аккуратным облачком пыли, а затем возвращаются бывшие почему-то в отсутствии хозяева загубленного мирка и начинается жуткая круговерть межзвездной вендетты… «Броненосец носит гордое имя «Самул», — на ходу придумал Кир-Кор. — Или «Маракас». Эх, Вината, Вината… Или Биргитта?..»

Начертанные на крыше огромные буквы сложились под ногами в веселое слово: И ПЕСНИ. Веселое слово было с предлогом, — очевидно, фрагмент девиза или приветствия для участников фестиваля. Вспрыгнув на «барабан» и перебравшись оттуда на цилиндр среднего корпуса, он еще раз взглянул на И ПЕСНИ. Веселое слово причиняло боль. «Песенный период в моей жизни решительно миновал», — подумал Кир-Кор, начиная разбег вдоль корпуса, на крыше которого было крупно начертано: ТАНЦЫ.

Молниеносный толчок и, как всегда в прыжках на длинные дистанции, ощущение баллистики полета. Кир-Кор приближался к баньяну с неотвратимостью брошенного в цель томагавка. Перед тем, как врезаться в крону-, он увидел отраженную в воде «Лягушатника» фигуру в светлом, летящую среди звезд.

Он вытянул руки вперед для защиты лица, свел вместе локти и со свистящим шелестом вспорол пышный слой жесткой листвы, — упругие ветви гасили скорость. Даже способность видеть во мраке не сразу позволила ему безошибочно сориентироваться во встречном хлестком хаосе и правильно выбирать ветви, удобные для тормозных полузахватов. Один полузахват, второй, третий… Попытка захвата опасно^не удалась: хруст, переворот через голову, сильный рывок за штанину. И финиш: изумительно мягкая остановка в каком-то заполненном листьями углублении с колышущимися стенками. Иона в чреве кита… Ух, сколько здесь мусора! Хворост, листья, пух, перья. И самое неприятное — паутина и пыль.