Избранные произведения

Из открытых люков люфтшнипперов стали выбегать и строиться в две шеренги вооруженные люди. Одна шеренга короткая (семь человек), другая — в два раза длиннее. Та, которая покороче, бросилась, сминая строй, к разбитой машине, а та, которая длиннее, организованно охватила вооруженным кольцом посадочные опоры шверцфайтера. Кир-Кор развернул бриду постпосадочной информации, приказал автоматике открыть запоры гондекового люка и дверей всех внутренних помещений, выпустить трап. Освободился от ремней и фиксаторов, помог освободиться Лирию Голубю.

— Тяжесть прошла? Оставайтесь пока в пилот-ложементе. За нами придут.

Юноша, не сводя глаз с опрокинутого люфтшниппера, зачем-то потер ладонями подбородок и щеки своего измученного лица. Сглотнул что-то мешавшее в горле, спросил:

— Там… все погибли?

Вопрос был риторический, отвечать не хотелось. Но этот парень (по сути, еще ребенок) держался сегодня как настоящий мужчина, а посему имел право рассчитывать на соответственное к себе отношение.

— Гор Гайдер — наверняка, — ответил Кир-Кор.

Заливая место аварии пронзительно-ярким полыханием малиново-красных мигалок, подкатывали один за другим реаникары — белые трехколески, очень похожие на больших голубей, опоясанных красными лентами.

— Реаникары нашего госпиталя, — прошептал Лирий Голубь.

«Голубкам с мигалками тут будет что склевать», — подумал Кир-Кор. Посоветовал:

— Не смотрите туда, не надо.

Он выключил видеоматику (пояс нижнего обзора угас), опустил пилот-ложементы на плашере так, чтобы сквозь блистер не было видно ничего, кроме подия и фасада «Ампариума». Послышался неприятный свист: на фоне фасада появились эйробусы — два синих шара с полной выкладкой посадочных сигнальных огней. Усиливая свист, сферические аэромашины стали опускаться вертикально, — люди на подии махали руками.

— Скажите мне, пожалуйста, юноша… Перед тем как вы потеряли сознание от внезапной боли еще там, над океаном, тоже были приступ тяжести и хорал?

— О, вы про это знаете… Да.

— Первый приступ был сильнее, а хорал отчетливее?

— Гораздо сильнее. Мне слышалось, хор пел о каких-то колодцах. Я зримо представил себе их огромные темные дыры… Мне показалось, я падаю в черную пропасть среди разноцветных дымов.

«Ему показалось!..» — подумал Кир-Кор. Поймал на себе быстрый взгляд интротома. Объяснил:

— Это был черный эгрегор.

— Пейсмейкеры?

— Скорее всего. И вот дилемма… То ли вид круглых посадочных знаков здесь вызвал у нас бессознательный рецидив ранее навязанной нам апперцепции…

— Рецидив зомби то есть?

— Зомби? Нет, зомбировать нас не ус, пели. Просто враждебная пси-атака. Не слишком продолжительный, но многослойный, а потому глубоко проникающий пси-радиационный натиск.

— Извините. То ли?..

— То ли мы все просто жертвы банального повторения пси-натиска перед посадкой. И знаете откуда? Из-за стеклянных площадей этого роскошного здания. — Кир-Кор ощупал глазами неосвещенные изнутри участки фасада.

— Черный эгрегор из «Ампариума»?!

— Такое в принципе невозможно, да?

Лирий Голубь открыл было рот. Вдруг закрыл. Снова открыл. Сказал наконец:

— Если бы вы спросили меня об этом позавчера или послезавтра, я ответил бы — да, невозможно. Но сегодня так ответить я не могу…

— По причине, простите?..

— Вчера здесь начался внеочередной Коллегиальный Собор эвархов философской школы Ампары. Это у нас называется — Большая Экседра. Закончится завтра.

— О-о-о, — протянул Кир-Кор, — какая изумительная для меня неожиданность! Есть шанс встретиться с магистром ордена пейсмей-керов нос к носу?

— Естественно. Большая Экседра подразумевает собрание высших авторитетов всех направлений школы Ампары.

— Выходит, сам Джугаш-Улья Каганберья здесь…

— Да. И двенадцать его статс-комиссаров.

«Маракас!.. — подумал Кир-Кор. — Вся самая ментаактивная часть пейсмейкерской рати». Пробормотал:

— Значит, Большая Экседра… Вот почему Ледогоров надел импозантную мантелету…

— Мантелету? — переспросил Лирий Голубь. — Когда учитель напутствовал меня и провожал на встречу с вами… это было перед вечерним коллегиумом первой экседры Зыбкой Безупречности Ума… мантелеты на нем не было!..

— После коллегиума надел, чего уж проще. Первая «эзбушка», значит, уже состоялась… О, простите меня! Сорвалось с языка совершенно непроизвольно…

— Откуда вы, Кирилл Всеволодович, знаете? Насчет мантелеты? — Юноша, казалось, был удивлен и встревожен.

— Во время нашего эгрегора подсмотрел. Я ничего не выдумываю — на экзархе была иссиня-фиолетовая мантелета. Со знаком Ампары, естественно. Аметистовая фибула на плече… Это что, для вас очень важно?

— Если все так, как вы говорите, то Агафон Виталианович теперь не эк… не совсем экзарх.

— Да? Кто же он теперь?

— Фундатор.

— Что за должность? Глава всей школы Ампары?

— Школа Ампары не признает над собой индивидуальной власти, — как-то совсем отрешенно произнес Лирий Голубь.

— Выходит — звание?

— Любые звания пустозвучны и малофункциональны.

— Юноша, вы меня интригуете.

— Фундатор — это иносказание иноимени.

— Мудрено. Проще нельзя?

— Затруднительно. Это очень емкое понятие.