Избранные произведения

Впрочем, я тоже ее недолюбливал. Когда в нашу деревню на открытие театрального павильона приехала токийская труппа Судзумэ Дзабуро, я не пропустил ни одного представления. Театральный павильон был построен моим отцом, и я всегда мог бесплатно пройти на лучшие места. Вернувшись из школы, я переодевался в удобное кимоно, привязывал к поясу тонкую серебряную цепочку с маленьким карандашиком на конце и скорее бежал на представление. Впервые в жизни увидев спектакль Кабуки, я был восхищен, многие эпизоды вызывали у меня слезы. После последнего представления пришло решение поставить собственный спектакль, и я организовал свою труппу, пригласив в нее младшего брата и детей родственников. Мне и раньше нравились такого рода развлечения; часто, собрав работников и служанок, я читал им сказки, крутил волшебный фонарь или показывал движущиеся картинки. Мы начали с постановки трех сценок: «Яманака Сиканосукэ», «Голубиный домик» и «Каппо-рэ». Сначала я переделал в пьесу эпизод из одного детского журнала, как в чайном домике на берегу горной речки Яманака Сиканосукэ нанимает слугу Хаякава Юминосукэ. Особенно трудно было такую длинную фразу, как «Извольте представиться, я — Яманака Сиканосукэ», привести к поэтическому ритму Кабуки. Роман «Голубиный домик» я перечитывал много раз и всегда над ним плакал, самые грустные места романа заканчивали второе отделение моей постановки. Все актеры труппы Судзумэ Дзабу-ро после каждого представления исполняли танец «Каппорэ», и я решил, что он тоже нам необходим. Несколько дней продолжались репетиции, и вот, наконец, настал день премьеры, широкий коридор перед домашней библиотекой мы превратили в сцену и даже соорудили небольшой раздвижной занавес. Уже к полудню все приготовления были закончены, но тут бабушка, проходя мимо, подбородком зацепилась за проволоку занавеса. Она стала браниться, говоря, что этой проволокой ее хотели убить, и требовала, чтобы мы прекратили подражать нищим балаганщикам. В тот вечер собралось человек десять слуг и служанок, и нам все-таки удалось показать представление, но на душе остался неприятный осадок от сказанных бабушкой слов. Я играл роль Яманака Сиканосукэ и роль мальчика в «Голубином домике», танцевал «Каппорэ», однако настроение было испорчено. Потом я еще ставил «Коровьего вора», «Усадьбу Тарелок», «Сюн-току-мару», но бабушка всякий раз сердилась.

Бабушку я не любил, но иногда в бессонные ночи был ей признателен. Еще в третьем или четвертом классе начальной школы я начал страдать бессонницей и часто до двух или трех часов ночи не мог заснуть, ворочался в постели и плакал. Домашние давали мне разные советы: пососать перед сном кусочек сахара, считать мерное тиканье часов, помыть ноги в холодной воде или положить под подушку листья сонного дерева — нэму20, но все было зря. Я был излишне впечатлительным, все принимал слишком близко к сердцу, поэтому, чем больше из-за чего-либо переживал, тем труднее мне было уснуть. Однажды украдкой я рассматривал отцовское пенсне, но стеклышко неожиданно треснуло, потом в течение нескольких ночей мысли о случившемся не давали мне спать. Недалеко от нашего дома был небольшой магазинчик, в котором помимо всего остального продавались и печатные издания, как-то я разглядывал там картинки в женском журнале, и мне очень понравилась желтая русалка. Решившись украсть картинку, я потихоньку стал вырывать лист, но молодой хозяин лавки заметил это. «Эй, Осаму», — окрикнул он меня, тогда я с силой швырнул журнал на татами и опрометью бросился домой. Такого рода происшествия тоже надолго лишали меня сна. А еще, когда я ложился в постель, меня часто охватывал безотчетный страх перед пожаром. Стоило только подумать: «а что, если загорится наш дом», и всякая надежда заснуть пропадала. Однажды бессонной ночью по дороге в уборную я заметил, что в абсолютно темной секретарской комнатке, находившейся как раз между уборной и коридором, мальчик-ученик в одиночестве смотрит движущиеся картинки. На перегородке мелькало изображение — размером со спичечный коробок — белого медведя, который с льдины прыгал в море. Мне передалось настроение мальчика, и стало невероятно тоскливо. Вернувшись в постель, я еще долго вспоминал движущиеся картинки, и в душе все переворачивалось. Размышлял о жизни ученика, а потом мне в голову пришла мысль, что пленка в кинопроекторе может загореться, и начнется пожар, и — страшно подумать, что тогда будет, — в общем, я ужасно разволновался и до рассвета не мог сомкнуть глаз. Именно в такие ночи я был признателен бабушке.