Избранные произведения. I том

— Холод. Истощение. Голод, — ответил Ханд. — У людей бывают разные уровни сопротивляемости. Она была худенькой. Может быть, ее спальный мешок промокал. Ночью никто ее не заметил, и она уснула здесь снежным сном. Она отошла мирно — совсем не той смертью, что уготовила ей королева Аза, — добавил он, стараясь отвлечь Шефа от его печальных мыслей.

Шеф взглянул в измученное лицо, слишком усталое для юной девушки.

— Ей пришлось много пройти, чтобы умереть здесь, — сказал он.

И, умирая, она создала ему проблему. Похоронить ее в замерзшей земле невозможно. Можно ли оставить ее в снегу, под сугробом? Когда они будут уходить, могила будет выглядеть вполне пристойно, но никто не сможет отделаться от мысли о том, что произойдет, когда снег растает и перестанет укрывать ее.

Ханд тронул Шефа за рукав и молча показал вдаль. На бугорке в сотне ярдов поодаль четвероногая бестия глядела на них и, высунув язык, уселась, выжидая. Позади нее собирались другие звери, они садились или ложились рядком.

К волкам в отряде относились по-разному. Некоторые англичане вполне к ним привыкли, считали, что они почти неопасны. Против этого со своей обычной решительностью возражал Бранд.

— Вы от них натерпитесь, — предсказывал он. — Совсем не боятся людей. Конечно, они не нападут на отряд из двух десятков вооруженных воинов. А вот пара одиноких людей в лесу — это другое дело.

Появление волков означало, что путешественникам, наверное, не следует оставлять Годсибб, пока они не найдут земли, чтобы похоронить ее, огня, чтобы размягчить землю, и камней, чтобы засыпать могильный холм. Нести ее — отнимет у носильщиков много сил. Если это кончится еще одним мертвым телом, которое надо нести, потом еще одним…

Шеф подозвал двух человек, велел им завернуть тело в спальный мешок, привязать веревки и волочить груз по снегу. Он отмахнулся от настойчивого предложения Фриты стрельнуть в волков из арбалета. Пустая трата стрелы. Может статься, эта стрела понадобится по-настоящему. Поскольку охотничьи луки ночью потерялись, позабытые где-то под снегом, Шеф выстроил отряд в линию и велел прочесать с помощью ног и рук в рукавицах всю площадку, по которой они кочевали ночью, начиная с места первоначальной стоянки. Удалось найти два из четырех луков, но только один колчан со стрелами, весь набор лыж и чей-то забытый вещевой мешок. Было уже около полудня, а они еще ни шагу не прошли по маршруту. Плохое начало для первого дня непогоды. Шеф смерил сердитым взглядом человека, который потерял свой мешок, и закрепил урок суровым выговором.

— Держи все при себе. Или на себе. Ничего не оставляй даже до утра. Иначе утро может для тебя не наступить. И помни, твоей мамаши здесь нет!

Вернулись Торвин и Кеолвульф, до отвращения жизнерадостные и разогретые после нескольких часов бодрого бега на лыжах.

— Нужно идти сюда, — показал Кеолвульф. — Там начинается спуск, вниз ведет долина, и есть что-то вроде леса в нескольких милях дальше.

Шеф задумался.

— Хорошо, — сказал он. — Смотрите. Вдвоем вам теперь будет ходить опасно, с нашими-то новыми попутчиками. Возьмите четверых самых молодых парней и покажите им, как ходить на этих лыжах. Потом идите с ними вперед. Даже новички смогут идти на лыжах быстрее, чем мои пешеходы, спотыкающиеся в снегу. Когда доберетесь до деревьев, нарубите дров и принесите с собой как можно больше. Костер подбодрит людей, им легче будет продолжать поход. Я поведу отряд как можно быстрее. Постарайтесь не терять нас из виду, а если снова повалит снег, сразу возвращайтесь.

Лыжники пошли вперед, Торвин и Кеолвульф выкрикивали советы и помогали падающим подняться. Шеф и остальные шестнадцать человек шли второй группой, упрямо пробивая тропу и время от времени спотыкаясь о сугробы. Снег забивался им в сапоги и в рукавицы.

* * *

Финн Пирууси радовался снегу, первому снегопаду в этом году, раннему и желанному. Он вышел из своего уютного кожаного шатра на рассвете, смочил водой костяные полозья саней и поставил их замораживаться, смазал лицо и лыжи желтым оленьим жиром и с луком в руках пустился в путь. Он надеялся добыть полярную куропатку или зайца, но был бы рад любой добыче и даже отсутствию таковой. Зима для финнов была благословенной порой, и если наступала рано, значит, духи предков были к ним благосклонны.

Когда он проходил мимо шатра старого Пехто, шамана, тот вышел и поприветствовал его. Пирууси, нахмурившись, остановился. У Пехто были слишком хорошие отношения с духами, чтобы с ним ссориться, но ведь он все время требовал к себе внимания, уважения, подношений в виде разнообразных яств и особенно любимого перебродившего молока.

Не в этот раз. Приплясывая и потрясая бубном, Пехто, однако, сказал в кои-то веки осмысленные слова.

— На запад, Пирууси, великий охотник, владыка оленей! С запада кто-то движется сюда. Кто-то могучий, Пирууси, и нелюбимый богом. Ай-и-и! — И Пехто начал еще одну пляску, которую Пирууси как бы не заметил.