Избранные произведения. IV том

— Потому что уж очень не хочется думать, что эта оболваненная толпа — типичное явление для «грядущего поколения будущих лидеров нации», как их официально называют.

— Так оно и есть на самом деле.

— А если нет, — сказала она, — тогда постпришественный бардак будет в тысячу раз хуже того, в котором мы живем сейчас.

— От «Экстаза» в мозгу образуются малюсенькие отверстия, — напомнил он ей.

— Да, знаю. Трудно даже представить себе, каким тупоголовым может оказаться руководство страны, если в Конгрессе станут заседать бывшие мальчики и девочки, вкусившие эту запретную радость.

— А с чего это ты взяла, что Конгресс уже сегодня не такой тупоголовый?

Она криво улыбнулась.

— Это, конечно, многое проясняет.

Температура в помещении была не низкой и не высокой, но их буквально трясло от холода.

Оцепенелый мир грозно молчал.

— Жалко твою квартиру, — посетовала Конни.

— Что?

— Сгоревшую твою квартиру, говорю, жалко.

— А-а. — Он безучастно пожал плечами.

— Я знаю, ты так дорожил ею.

— Она застрахована.

— Все равно. В ней было так уютно, все прибрано, разложено по полочкам, у каждой вещи свое место.

— Да? В тот единственный раз, что ты в ней побывала, если мне не изменяет память, ты назвала ее «отлично благоустроенной тюрьмой», а меня «блестящим примером сраного, суматошливого кретина, равных которому не сыскать на всем географическом пространстве от Бостона до Сан-Диего».

— Не может быть.

— Именно так и сказала.

— Неужели правда?

— В тот раз, помнится, ты здорово на меня разозлилась.

— Скорее всего. А за что?

— В тот день мы арестовали Нортона Льюиса, — напомнил ей Гарри, — и нам здорово пришлось за ним погоняться, пока удалось загнать его в угол, а я не позволил тебе разделаться с ним на месте.

— Да, помню. У меня тогда руки аж чесались, так хотелось всадить ему промеж глаз пулю.

— Зачем?

Она вздохнула.

— Накипело в душе.

— Мы же его все равно в конце концов прищучили.

— А могло ведь и не получиться. Просто тебе чуть-чуть повезло. А этого подонка и пристрелить было мало.

— Согласен.

— А насчет твоей квартиры — это я так, со злости брякнула, я вовсе не это имела в виду.

— Именно это.

— Ладно, пусть так, но сейчас у меня другое мнение. Мир, в котором мы живем, дурной, и каждому из нас приходится приноравливаться к нему по-своему. Ты это делаешь лучше, чем я, намного лучше.

— Знаешь, что здесь сейчас происходит? По-моему, то, что психологи называют «процессом обретения чувства локтя».

— Господи, спаси и помилуй!

— И тем не менее так оно и есть.

Она улыбнулась

— А мне кажется, все это уже произошло намного раньше, несколько недель, а то и месяцев тому назад а сегодня мы просто признались себе в этом.

Немного смущенные таким поворотом событий, оба замолчали.

Гарри думал о том, сколько минут могло пройти с тех пор, как они убежали от отсчитывавшего секунды голема. Ему казалось, что час уже прошел, хотя точно определить время, в котором не живешь, было невозможно.

Чем дольше длилась Пауза, тем больше Гарри был склонен верить, что пытка их будет длиться ровно один час, как голем и обещал. Каким-то шестым чувством, рожденным скорее инстинктом полицейского, чем стремлением принять желаемое за действительность, он догадывался, что Тик-так не всемогущ, каким хочет казаться, что даже его феноменальные способности не беспредельны и что прилагаемые им усилия держать Паузу должны относительно быстро измотать его.

Постоянно растущее чувство внутреннего холода, которое доставляло им столько неудобств, могло означать не что иное, как то, что Тик-таку все труднее и труднее поддерживать их жизненные ритмы в мире, охваченном всеобщим оцепенением. Несмотря на все попытки их мучителя контролировать им самим созданную реальность, оба они постепенно и неуклонно превращались из подвижных фигур на шахматной доске в неподвижные.

Он вспомнил, как донесшийся из радиоприемника в машине хриплый голос буквально поверг его в шоковое состояние, когда он на бешеной скорости мчался из района Ирвин, где догорала его квартира, в Коста-Меза, где жила Конни. Но только сейчас он по достоинству оценил важность сказанных ему тогда бродягой-големом слов:

— Теперь мне пора немного отдохнуть, герой… отдохнуть… устал… немного вздремну…

Было сказано еще что-то, прозвучали какие-то угрозы, постепенно скрипучий голос стал убывать, усилились эфирные помехи, потом наступила тишина. Теперь Гарри неожиданно понял, что самым важным в этом происшествии было не то, что каким-то сверхъестественным образом Тик-так мог контролировать эфир и обращаться к нему по радио, а то, что даже этому сверхсуществу, обладающему почти божественным даром всемогущества, необходим, как и любому живому организму, периодический отдых.

Осознав это, Гарри вспомнил, что после каждого нового яркого и неожиданного появления Тик-така неизменно следовал промежуток времени, длиной с час и более, полного затишья, когда тот никак не проявлял себя.

«Пора отдохнуть, герой… устал… немного вздремну…»