Он был вдовцом, бездетным, и больше всего за последнее десятилетие своей жизни отделенным от своих приятелей и приятельниц возрастом, судьбой и своими склонностями. Ему никогда никто не был нужен, кроме Маргариты и Томми. Потеряв их, он смирился с тем, что придется жить по-монашески, и был уверен, что сможет выдержать, не поддавшись скуке и отчаянию. До недавнего времени это удавалось достаточно успешно. Однако теперь ему захотелось завести друзей, хотя бы одного, и не оставаться столь преданным своему отшельничеству.
Одна пустая миля за другой, а он все ожидал особого шелеста пластика в багажнике за задним креслом.
Он был уверен, что еноты мертвы. Но не понимал, почему ждет, что они возродятся и вырвутся из мешка.
Хуже было то, что знал — если послышится звук пластика, деловито раздираемого острыми маленькими коготками, то, значит, он погрузил в пакеты не енотов, не совсем енотов, может быть, вовсе не похожих на них, а нечто измененное.
— Глупый старый простак, — сказал он, пытаясь пристыдить себя за подобные нездоровые и несвойственные ему мысли.
Через восемь миль после того, как покинул выезд с ранчо, он, наконец попал на большую сельскую дорогу. С этого времени, чем ближе он был к Иглз Руст, тем оживленнее становилось движение на двухполосном асфальте, хотя никто никогда бы не спутал округу с подъездом к Нью-Йорку — или даже к Миссури-Валли.
Ему пришлось ехать через весь город к доктору Лестеру Иитсу, который расположил свою контору и дом на пяти акрах земли в том самом месте, где Иглз Руст вновь переходил в поля. Иитс был ветеринаром, и в течение нескольких лет заботился о лошадях Стенли Квотермесса. Это был седой, с сивой бородой, веселый человек, из которого бы получился хороший Санта-Клаус, будь он толстым, а не сухим, как щепка.
Дом представлял из себя беспорядочное серое нагромождение досок, с голубыми ставнями и шиферной крышей. Так как свет горел и в одноэтажном сарае — видном здании, где помещалась контора Йитса, и в примыкающей к нему конюшне, где держались четвероногие пациенты, Эдуардо проехал еще несколько сотен футов за дом, до конца дорожки, посыпанной гравием.
Когда Эдуардо вылез из «чероки», передняя дверь сарая-конторы открылась, и вышел человек, омываемый лучами флюоресцентной лампы, оставив дверь полураспахнутой. Он был высок, лет тридцати, с грубоватым лицом и густой каштановой шевелюрой. На лице появилась широкая и простая улыбка:
— Здрасте! Чем могу вам помочь?
— Я ищу Лестера Йитса, — сказал Эдуардо.
— Доктора Йитса? — улыбка исчезла. — Вы его старый друг или как?
— Я по делу, — сказал Эдуардо. — У меня несколько животных, я хотел бы, чтобы он взглянул на них.
Явно заинтригованный, незнакомец произнес:
— Ну, сэр. Я боюсь, что Лес Йитс больше не занимается такими вещами.
— Как? Он оставил дела?
— Умер, — сказал молодой человек.
— Как так?
— Около шести лет назад.
Это потрясло Эдуардо.
— Мне жаль это слышать.
Он совершенно не осознавал, что прошло столько времени с тех пор, как они виделись с Йитсом.
Поднялся теплый ветерок и расшевелил лиственницы, которые расположились группками в разных местах по всему имению.
Незнакомец сказал:
— Мое имя Тревис Поттер. Я купил этот дом и практику у миссис Йитс. Она переехала в меньший дом в городе.
Они обменялись рукопожатиями, и вместо того, чтобы представиться, Эдуардо сказал:
— Доктор Йитс занимался лошадьми на ранчо.
— А какое это ранчо?
— Ранчо Квотермесса.
— Ага, — сказал Тревис Поттер, — тогда вы, должно быть, мистер Фернандес, так?
— Извините, да. Эд Фернандес, — у него возникло тяжелое чувство, что этот ветеринар собирался прибавить — «о котором говорили…» или что-то в этом роде, как будто он был местным чудаком.
Он подумал, что, должно быть, так и есть. Получивший имение в наследство от своего богатого нанимателя одиночка. Затворник, который редко обменяется словечком с кем-либо, даже когда выбирается в город, вероятно, стал маленькой загадкой для жителей городка. От этой мысли он поежился.
— А как давно у вас были лошади? — спросил Поттер.
— Восемь лет назад. До самой смерти мистера Квотермесса.
Он подумал, как все это кажется странным — не говорить с Йитсом восемь лет, затем появиться через шесть лет после его смерти, как будто прошла только неделя.
Они постояли некоторое время в молчании. Июньская ночь вокруг была полна стрекотания сверчков.
— Ну, — сказал Поттер, — где эти животные?
— Животные?
— Вы сказали, что у вас есть животные, которых вы бы хотели показать.
— А! Да!
— Он был хорошим ветеринаром, но уверяю вас, я не хуже.
— Я уверен в этом, доктор Поттер. Но это мертвые животные.
— Мертвые?
— Еноты.
— Мертвые еноты?
— Три.
— Три мертвых енота?
Эдуардо подумал, что если у него была репутация местного чудака, то теперь он ее только увеличил: так долго не имел практики общения, что теперь не мог ничего толком объяснить.
Глубоко вздохнул и рассказал, то, что было необходимо, не входя в описание двери и других странностей: