Избранные произведения. IV том

— Вчера, на телеэкране… Я спросила Тоби, что это, — сказала Хитер. — Он не знал. Но он сказал… что ему это нравится.

Тоби прекратил печатать.

Цвета исчезли, затем внезапно насытились и перетекли в совершенно новые картинки и пятна.

— Нет, — сказал мальчик.

— Что «нет»? — спросил Джек.

— Не тебе. Я говорю… этому, — и к экрану: — Нет. Уходи.

Волны кисло-зеленого. Бутоны кроваво-красного расцвели в редких точках на экране, обратились в черные и снова стали красными, затем увяли, испарились, остался вязкий желтый гной.

Бесконечно мутирующий калейдоскоп усыплял Джека, когда он глядел на него слишком долго, и он понимал, как это может целиком захватить незрелый мозг восьмилетнего мальчика, загипнотизировать его.

Когда Тоби начал снова стучать по клавишам, цвета на экране пропали — они резко стали яркими снова, хотя уже в виде других пятен.

— Это язык, — тихо сказала Хитер.

Некоторое время Джек глядел на нее, не понимая.

Она сказала:

— Цвета, пятна. Это язык.

Он посмотрел на монитор:

— Как это может быть языком?

— Так, — настаивала она.

— Здесь нет повторяющихся образов, ничего, что может служить буквами, или словами.

— Я разговариваю, — подтвердил Тоби. Он нажал на клавишу. Как и раньше, пятна и цвета соответствовали по ритму с теми, которые он вводил в свою часть беседы.

— Чудовищно усложненный и выразительный язык, — сказала Хитер, — по сравнению с которым английский, и французский, и китайский просто первобытное уханье.

Тоби прекратил печатать, и ответ от другого собеседника был уездный и пенный, черный и желчно-зеленый, с комками красного.

— Нет, — сказал мальчик экрану.

Цвета стали еще более строгими, ритм более яростным.

— Нет, — повторил Тоби.

Пенные, кипящие, спиральные красноты.

И в третий раз:

— Нет!

Джек спросил:

— На что ты говоришь «нет»?

— На то, что оно хочет, — ответил Тоби.

— Что оно хочет?

— Оно хочет, чтобы я его впустил, просто впустил.

— О Боже! — сказала Хитер, и снова потянулась к рубильнику выключателя.

Джек остановил ее руку, как и раньше. Ее пальцы были бледные и холодные.

— Что такое? — спросил он, хотя опасался, что уже понял. Слова «впустить это» встряхнули его почти так же сильно, как и пули Энсона Оливера.

— Прошлой ночью, — сказала Хитер, глядя в ужасе на экран, — во сне. — Может быть, его собственные руки похолодели. Или она почувствовала его дрожь. Но она сморгнула: — У тебя тоже был этот сон!

— Только что. Я проснулся от него.

— Дверь, — сказала она. — Оно хочет, чтобы ты нашел дверь в себе, открыл ее и впустил это. Джек, черт возьми, что здесь происходит, что за ад здесь творится?

Хотел бы знать! Или, может быть, не хотел. Был более испуган этим, чем кем-то другим, с кем он имел дело как полицейский. Он убил Энсона Оливера, но не знал, сможет ли как-то потревожить этого врага, не знал, сможет ли вообще найти его или увидеть.

— Нет, — сказал Тоби экрану.

Фальстаф завыл и забился в угол, напряженный и настороженный.

— Нет. Нет!

Джек нагнулся к сыну.

— Тоби, прямо сейчас ты можешь слышать и это, и меня, обоих?

— Да.

— Ты не целиком под его влиянием?

— Только чуть-чуть.

— Ты… где-то между?

— Между, — подтвердил мальчик.

— Ты помнишь, вчера, на кладбище?

— Да.

— Ты помнишь как оно… говорил через тебя?

— Да.

— Что? — спросила Хитер, удивляясь. — Что там, на кладбище?

На экране: волнистая чернота, разрываемая пузырями желтого, протекающая пятнами красного.

— Джек, — начала Хитер сердито, — ты говорил, что ничего не произошло, когда поднялся на кладбище. Объяснил, что Тоби просто грезил — просто стоял там и грезил.

Джек сказал Тоби:

— Но ты не помнил ничего о кладбище прямо после того, как все произошло?

— Нет.

— Что помнил? — потребовала Хитер. — Что, черт возьми, он должен был помнить?

— Тоби, — спросил Джек, — ты можешь вспомнить теперь, потому что ты снова под его влиянием, но только наполовину… ни там и ни здесь?

— Между, — сообщил мальчик.

— Расскажи мне, что оно тебе говорит, — сказал Джек.

— Джек, не надо, — попросила Хитер.

Она выглядела напуганной. Он знал, какие чувства она сейчас испытывает. Но добавил:

— Мы должны узнать об этом как можно больше.

— Зачем?

— Может быть, чтобы выжить.

Ему не потребовалось объяснять. Она поняла, что он имеет в виду: тоже пережила некоторую степень контакта во сне — враждебность этого, его нечеловеческую ярость.

Он попросил Тоби:

— Расскажи мне о нем.

— Что ты хочешь знать?

На экране: все пятна голубые, развернулись, как японский веер, но без резких складок, одно голубое на другом, друг сквозь друга.

— Откуда оно пришло, Тоби?

— Извне.

— Что ты имеешь в виду?

— Извне.

— Вне чего?

— Этого мира.

— Оно… не с Земли?

Хитер простонала:

— О Боже…

— Да, — подтвердил Тоби. — Нет.

— Так что же, Тоби?

— Не так просто. Не просто инопланетянин. — Да. И нет.

— Что оно делает здесь?

— Превращается.

— Превращается во что?

— Во все.

Джек потряс головой.

— Я не понимаю.

— Я тоже, — признался мальчик, его взор был прикован к калейдоскопу на мониторе компьютера.

Хитер стояла, прижав кулаки к груди.

Джек сказал:

— Тоби, вчера на кладбище, ты не был между, как сейчас.

— Ушел.

— Да, ты ушел на все время.

— Ушел.

— Я не мог достать тебя.