ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ. IV том

Робин не ответил. Тогда, не надеясь больше услышать что-нибудь, Фиц-Олвин, чьи силы поддерживала ярость, встал с кресла и взял в руки свой огромный меч. Робин пристально смотрел на барона: он ждал. Но, наверное, убийство все же совершилось бы, если бы не отворилась дверь, пропустив двух людей. Их головы были обмотаны окровавленным тряпьем, и они передвигались с большим трудом. Одежда их была порвана и испачкана грязью; казалось, они с кем-то подрались, но вряд ли вышли из этой драки победителями. Увидев Робина, они оба удивленно вскрикнули, а Робин, удивленный не менее их, узнал в них оставшихся в живых членов шайки, которая прошлой ночью напала на жилище Гилберта Хэда. Гнев барона дошел до предела, когда они рассказали ему о своей неудаче и о том, что Робин был одним из самых грозных противников, и потому, не дождавшись конца повествования, он с яростью воскликнул:

— Схватить этого негодяя и бросить в темницу! И там он останется до тех пор, пока не расскажет нам все, что знает об Аллане Клере, и на коленях не попросит у нас прощения за свою наглость!.. И не давать ему ни хлеба, ни воды, пусть умрет с голоду!

— Прощайте, барон Фиц-Олвин, — промолвил Робин, — прощайте. Если я должен выйти из тюрьмы, только выполнив эти два условия, то мы больше никогда не увидимся. Так что прощайте навек!

Солдаты начали подталкивать Робина к двери, но он, сопротивляясь, задержался еще немного и, обращаясь к барону, добавил:

— Может, ты будешь настолько добр, благородный господин, что предупредишь Гилберта Хэда, честного и храброго лесника из Шервудского леса, о твоем намерении предоставить мне на некоторое время жилище, но не давать при этом еды?.. Ты мне этим доставил бы большое удовольствие, и я обращаюсь к тебе с этой просьбой, милорд, ведь ты тоже отец и должен понимать треногу отца, не ведающего, что сталось с его сыном или дочерью.

— Тысяча чертей! Заберете вы отсюда этого болтуна?

— О! Не воображай себе, пожалуйста, что я хочу и дальше оставаться в твоем обществе, достославный барон Ноттингем. Наше желание расстаться обоюдно.

Выйдя из покоев барона, Робин во всю силу затянул песню, и его молодой серебристый голос еще звенел под мрачными сводами галерей замка, когда дверь темницы захлопнулась за ним.

VI

Некоторое время пленник прислушивался к шуму, смутно доносившемуся снаружи, и, когда в галереях стихли шаги солдат, он сел и задумался над тем, насколько серьезно его положение.

Гнев и угрозы всевластного владельца замка его не привели в трепет, и благородный юноша думал только о том, что Гилберт и Маргарет будут напрасно ожидать его вечером и на следующий день, а может быть, и дольше, будут беспокоиться и страдать.

Эти грустные мысли разбудили в Робине неодолимое желание обрести свободу, и он стал беспрестанно ходить по тюремной камере, как попавший в неволю львенок; при этом он простукивал пол и стены, оценивал высоту слухового окна и прикидывал, сможет ли он силой, хитростью или ловкостью разбить или отворить окованную железом дверь, ключ от которой, должно быть, находился в руках свирепого стража.

Камера была маленькая, и в стенах ее было всего три отверстия: дверь, маленькое оконце над ней, а напротив — слуховое окно побольше; это окно находилось футах в десяти над полом и было забрано толстой решеткой; вся обстановка состояла из стола, скамейки и охапки соломы.

«Очевидно, барон не столь жесток, как несправедлив, — подумал Робин, — ведь руки и ноги у меня не связаны, воспользуемся этим и поглядим, что там происходит наверху».

И, поставив на стол скамейку вертикально и прислонив ее к стене, Робин добрался до слухового окна.

О счастье! Ухватившись руками за один из прутьев решетки, он понял, что она но железная, а дубовая, и дерево уже источено червями. Он легко расшатал ее, сломать ее тоже будет нетрудно, но даже если она и не поддастся, то прутья в ней расположены редко, и голова его свободно проходит между ними, а он хорошо знал: где голова проходит, тело пройдет обязательно.

Придя в восторг от такого открытия, наш герой счел полезным выяснить, что делается с другой стороны двери и может помешать его побегу: вдруг в коридоре затаился часовой и он явится при малейшем подозрительном шуме?

Поэтому сообразительный узник поставил скамью к двери и заглянул в окошечко над ней. Но он не простоял и доли секунды, поскольку увидел, что вдоль стены галереи к двери крадется солдат, видимо, с целью заглянуть в замочную скважину и проследить, чем занят пленник.

Робин тут же запел самую веселую балладу, и в промежутке между двумя куплетами услышал, как шаги по коридору удаляются, потом осторожно возвращаются, потом снова удаляются и снова возвращаются. Так продолжалось добрых пятнадцать минут.

«Если этот малый, — подумал Робин, — будет вот так гулять взад-вперед всю ночь, то я рискую и до рассвета отсюда не выбраться, ибо не смогу вылезть в окно, чтобы он меня не услышал».