ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ. IV том

— Да так, пустяки, дорогая. Дело в том, что этот добрый старик вовсе не так стар, как вы думаете.

— Удивляюсь, что это вас так веселит. Старый он или молодой, мне этот монах нравится, и Мод, как мне кажется, он тоже нравится.

— О, тут мне возразить нечего. Но если он будет нравиться вам так, как он нравится Мод, я буду в отчаянии.

— Что вы хотите сказать? — спросила Кристабель сердито.

— Простите, любовь моя, это просто шутка; позже, когда мы будем благодарить монаха за услугу, вы все поймете.

— Хорошо. Но вы ничего не сказали мне о моей подруге Марианне, вашей сестре. Ах, ну ее-то вы мне ведь позволяете любить?

— Марианна ждет нас у одного честного шервудского лесника; она уехала вместе со мной из Хантингдона, намереваясь жить с нами: ведь я думал, что ваш отец отдаст мне вашу руку; однако, раз он не только отказал мне, но и лишил меня свободы, чтобы потом, без сомнения, литии» и жизни, у нас осталась единственная надежда на счастье — бегство…

— О нет, Аллан, нет, я никогда не покину отца!

— Но гнев его падет на вас, как он пал на меня. Марианна и мы будем счастливы и вдали от света, там, где ты согласишься жить, в городе или в лесу, — везде, Кристабель. О, идем, идем со мной, Кристабель, я не хочу без тебя уходить из этого ада.

Но обезумевшая Кристабель только рыдала, закрывая лицо руками, и на все просьбы Аллана бежать твердила только: «Нет, нет!»

Ах, если бы в эту минуту Аллан Клер оказался среди людей, он уличил бы барона Фиц-Олвина в совершенных им преступлениях и уничтожил бы этого гордого и жестокого человека!

Пока юный дворянин и Кристабель, прижавшись друг к другу, делились своими горестями и надеждами, Робин, впервые видевший настоящую любовную сцену, чувствовал, что он погружается в какой-то иной мир.

В это время дверь, через которую пленники вошли в часовню, тихо приоткрылась и в часовне появилась с факелом в руке Мод в сопровождении брата Тука без рясы.

— Ах, дорогая моя хозяйка! — рыдая, воскликнула Мод. — Все погибло! Мы все умрем, это какое-то всеобщее побоище, ах!

— Что вы говорите, Мод?! — в ужасе вскричала Кристабель.

— Говорю, что пришла наша смерть: барон все предает огню и мечу, он никого не пощадит — ни вас, ни меня! Ах, умереть такой молодой просто ужасно! Нет, тысячу раз нет, миледи, я не хочу умирать!

Она дрожала и в самом деле плакала, прелестная Мод, но видно было, что она готова через мгновение улыбнуться.

— Что за странные речи, что за рыдания? — строго спросил Аллан. — Вы что, с ума сошли?! Может быть, вы объясните мне, что происходит, брат Тук?

— Не могу, сэр рыцарь, — ответил монах, и в голосе его послышалась ухмылка, — ибо я знаю только, что я сидел… нет, кажется, стоял на коленях…

— Сидел, — прервала его Мод.

— Нет, стоял на коленях, — возразил монах.

— Сидел, — повторила Мод.

— Говорю вам, стоял на коленях! Стоял на коленях… и читал молитвы…

— Нет, вы пили эль, — вновь презрительно оборвала его Мод, — и выпили его очень даже много.

— Кротость и вежливость — замечательные качества, прекрасная Мод, и, кажется мне, сегодня вы склонны забывать об этом.

— Оставьте поучения и споры оставьте тоже, — повелительно произнес Аллан. — Расскажите просто, что заставило вас так неожиданно явиться сюда и какая опасность нам угрожает.

— Спросите преподобного отца, — ответила Мод, строптиво качая хорошенькой головкой, — вы же к нему обратились, сэр рыцарь; справедливо будет, если он вам и ответит.

— Не смейтесь гак жестоко над моими страхами, Мод, — промолвила Кристабель, — скажите, чего нам опасаться; говорите, умоляю вас, приказываю вам.

Молоденькая горничная, смутившись и покраснев, подошла к хозяйке и наконец рассказала следующее: