ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ. IV том

И в самом деле, Робин был еще не настолько силен, чтобы за короткое время далеко отнести на себе такую тяжесть, и от врагов его отделяло всего несколько сотен шагов.

Всадники бросились за ним; Робин услышал крики барона и сразу же понял, что бегством ему не спастись.

Повернувшись лицом к преследователям, он встал на одно колено, на другое положил Кристабель и, снова прицелившись в Фиц-Олвина, крикнул:

— Стойте! Клянусь Небом, если вы сделаете еще хоть шаг ко мне, ваш господин будет мертв!

Не успел Робин произнести эти слова, как барон уже снова спрятался за дерево, служившее ему щитом, но продолжал кричать:

— Хватайте его! Убейте его! Он меня ранил!.. Вы не решаетесь? Трусы! Подлые наемники!

Гордое мужество неустрашимого лучника и в самом деле пугало солдат.

Но один из них осмелился отнестись к этому испугу с насмешкой.

— Хорошо поет петушок! — произнес он. — Но так или иначе сейчас он у меня станет кротким и послушным, вот увидите.

И солдат спешился и направился к Робину.

Робин держал одну стрелу на тетиве, а другая у него была в зубах, поэтому голос сго звучал приглушенно, но повелительно:

— Я уже просил вас не подходить, теперь я вам это приказываю… И горе вам, если вы не позволите мне и миледи мирно следовать своим путем.

Солдат усмехнулся и сделал еще несколько шагов вперед.

— Считаю: раз, два, три. Стойте! Солдат продолжал смеяться и идти вперед.

— Тогда умри! — крикнул Робин.

Пропела стрела, и солдат упал с пронзенной грудью. Лишь один барон был в кольчуге, люди же его снарядились как на охоту.

— Хватайте его, собаки! — по-прежнему неистовствовал он. — Трусы вы, трусы! Испугались царапины.

— Его светлость называет это царапиной, — прошептал один из трех всадников, не обнаруживший ни малейшего намерения последовать примеру своего погибшего товарища.

— А вот и подмога пришла! — воскликнул другой всадник, приподнимаясь в стременах, чтобы ему было дальше видно. — Черт возьми! Это Лэмбик, милорд.

Действительно, Лэмбик и его отряд скакали во весь опор.

Сержант был в таком радостном возбуждении и так спешил сообщить барону о своих успехах, что он не заметил Робина и закричал во весь голос:

— Беглецов мы не встретили, милорд, зато в отместку сожгли дом!

— Прекрасно, — нетерпеливо ответил Фиц-Олвин, — а сейчас погляди-ка на этого медвежонка, на которого эти трусы не могут надеть намордник!

— Ого! — воскликнул Лэмбик, узнав дьявола с факелом, и презрительно рассмеялся. — Эй, ты, дикий жеребенок, наконец-то я тебя взнуздаю! Знаешь ли ты, необъезженный, что я как раз возвращаюсь из твоей конюшни? Я надеялся там тебя застать и, признаться, очень огорчился, что вышло иначе: ты бы увидел роскошный праздничный костер и задергался бы в пламени вместе с твоей миленькой мамашей. Но ты утешься: тебя там не было, а я хотел избавить бедную старушку от лишних страданий, и потому заранее всадил стрелу ей в…

Но Лэмбик не договорил: он страшно вскрикнул и, выпустив из рук поводья лошади, упал: стрела пронзила ему горло.

Невыразимый ужас приковал к месту свидетелей столь скорого возмездия. Робин воспользовался этим и, несмотря на горе, причиненное ему последними словами Лэмбика, взвалил Кристабель на плечо и исчез в чаще.

— За ним, за ним! — повторял барон в яростном исступлении. — Бегите за ним, мерзавцы! Если вы его не поймаете, я вас всех повешу, да, повешу!

Солдаты соскочили с лошадей и кинулись вслед за Робином. Согнувшись под тяжестью, Робин чувствовал, что с каждой минутой расстояние, разделяющее их, сокращается; чем больше усилий он прилагал, тем бессмысленнее они оказывались; в довершение всех несчастий, девушка начала приходить в сознание, она дергалась и пронзительно кричала. Ее беспорядочные движения очень замедляли их бегство, и он боялся, что, если они спрячутся за кустами, ее крики наведут на них ищеек барона.

«Ну что же, — подумал Робин, — раз приходится умереть, умрем защищаясь».

И Робин стал искать глазами подходящее место, где он мог бы укрыть Кристабель, чтобы потом повернуться лицом к солдатам барона.

Рядом рос вяз в окружении кустов и молодых деревьев, и он показался юноше пригодным для того, чтобы укрыть там невесту Аллана; не открывая ей, какая опасность им угрожает, он опустил девушку к подножию вяза, лег рядом с ней, попросил ее не шевелиться и хранить молчание и стал ждать, в то время как перед его мысленным взором вставала ужасная картина: пылающий родной дом и задыхающиеся в огне Гилберт и Маргарет.

XV

Тем временем солдаты приближались, но очень осторожно, на каждом шагу они останавливались, прячась за кустами, и выслушивали советы барона, запрещавшего им стрелять из лука, ибо он опасался, что они ранят его дочь.

Этот приказ солдатам вовсе не нравился, ибо они понимали, что вряд ли Робин подпустит их к себе на длину копья, никого не убив.

«Если они сообразят окружить меня, — подумал Робин, — я погиб».

Сквозь просвет в листве он вскоре разглядел Фиц-Олвина, и в сердце его запылала жажда мести.

— Робин, — прошептала девушка, — я пришла в себя. Что с моим отцом? Вы ведь не причинили ему никакого зла, правда?