У римлян раба за воровство сбрасывали с Тарпейской скалы. В этом случае не было речи о лакедемонских установлениях, так как законы Ликурга о воровстве предназначались не для рабов, но в этом пункте отступление от них было равносильно точному их исполнению.
В Риме, если несовершеннолетний попадался в воровстве, претор приказывал наказать его розгами по своему усмотрению, как это делалось у лакедемонян. Все это велось издавна. Лакедемоняне заимствовали эти обычаи у критян. Платон, желая доказать, что учреждения критян были созданы для войны, ссылается на «способность этого народа переносить боль в бою и в случаях кражи, требующих скрытности».
Так как гражданские законы находятся в зависимости от государственного строя, ибо они предназначаются для общества, то было бы полезно, прежде чем ввести закон одного народа –у другого, предварительно рассмотреть, имеют ли оба народа одинаковые установления и одинаковое государственное право.
Таким образом, когда законы о воровстве перешли от критян к лакедемонянам, то так как одновременно лакедемоняне усвоили образ правления и государственное устройство критян, законы эти оказались одинаково разумными у обоих народов. Но когда из Лакедемона эти же законы были перенесены в Рим, где нашли иное государственное устройство, они остались в нем навсегда чужими, не связанными с другими гражданскими законами римлян.
ГЛАВА XIV
О том, что не следует рассматривать законы независимо от обстоятельств, при которых они были созданы
В Афинах существовал закон, требовавший, чтобы в случае осады города предавали смерти всех жителей, которые были бесполезны для его защиты. Это был отвратительный политический закон, являвшийся следствием отвратительного международного права. У греков население покоренного города теряло гражданскую свободу и продавалось в рабство; взятие города влекло за собой совершенное его разрушение. Все это порождало не только отчаянное сопротивление и бесчеловечные действия, но иногда и ужасные законы.
Согласно постановлениям римских законов врачей наказывали за нерадение и неспособность. В этом случае закон осуждал на ссылку врача, занимающего более или менее значительное положение, и на смертную казнь — врача низшего разряда. Наши законы относятся к делу иначе. Римские законы возникли при иных условиях, чем паши, В Риме лечением занимался всякий, кто хотел. У нас же врачи обязаны проходить курс учения и приобретать известные степени. Поэтому предполагается, что они сведущи в своем искусстве.
ГЛАВА XV
О том, что иногда бывает полезно, чтобы закон сам себя исправлял
Законы двенадцати таблиц разрешали убить ночного вора, а также и дневного, если этот последний защищался во время преследования, но требовал, чтобы человек, убивающий вора, при этом кричал и звал граждан. И действительно, необходимо, чтобы закон, допускающий самосуд, всегда ставил такое требование. Это крик невинности, которая в момент действия призывает свидетелей и судей. Надо, чтобы народ был осведомлен об этом действии, осведомлен в ту самую минуту, когда оно происходит, когда все говорит о нем: вид человека, выражение лица, проявление страстей, молчание, когда каждое слово осуждает или оправдывает. Закон, который может стать в столь резкое противоречие с требованиями безопасности и свободы граждан, должен приводиться в исполнение в их присутствии.
ГЛАВА XVI
Что именно следует иметь в виду при составлении законов
Люди, настолько одаренные, что имеют возможность составлять законы для своего или чужого народа, должны соблюдать известные правила при составлении этих законов. Слог их должен быть сжатым. Законы двенадцати таблиц служат образцом точности: дети заучивали их на память. Новеллы же Юстиниана столь многословны, что пришлось их сократить.
Слог законов должен быть простым. Прямые выражения всегда доступнее пониманию, чем изысканные. Поэтому законы Восточной римской империи лишены величия; государи говорят в них, как риторы. На законы, отличающиеся напыщенным слогом, обыкновенно смотрят как на плод тщеславия.
Существенное условие — чтобы слова закона вызывали у всех людей одни и те же понятия. Кардинал де Ришелье соглашался, что можно обвинять министра перед королем; но он требовал, чтобы обвинитель подвергался наказанию, если обвинение, им доказанное, не было важным. Это должно было помешать всякому обвинять самого Ришелье в чем бы то ни было, потому что понятие важного совершенно относительное, и то, что важно для одного, неважно для другого.
Закон Гонория наказывал смертью того, кто покупал вольноотпущенника, как раба, или же причинял ему беспокойство. Не следовало употреблять столь неопределенное выражение. Понятие причиняемого человеку беспокойства всецело зависит от степени его впечатлительности.