Избранные произведения о войне

Сердце у Кольцова тоскливо заныло: зайти или не надо? Зачем будоражить душу ненужными, расслабляющими воспоминаниями? Напоминать новым хозяевам о том, что здесь была когда-то другая, вполне счастливая жизнь. Новые хозяева живут здесь своей, и вряд ли им интересно знать, что было здесь некогда. Издревле так на Руси ведется: поселяясь в покинутом обиталище, новые хозяева старательно уничтожали даже самые ничтожные следы пребывания иных людей: красили, мыли, протирали, а после приглашали батюшку вновь освятить старый приют.

Увидев долго стоящего возле дома мужчину, к калитке подошла девчушка с пышными бантами на голове.

— Ты ко мне? — спросила она.

Этот вопрос поставил Кольцова в тупик. Но девчушка сама же его и выручила:

— А мама сказала, что гости придут вечером.

«У них какое-то торжество, — догадался Кольцов. — Возможно, у этой малявки день рождения?».

— У тебя сегодня праздник? — спросил Кольцов.

— Да, — девочка подняла руку и показала три пальца, но, подумав, распрямила еще один. — Вот сколько мне.

— Я поздравляю тебя!

— Ты лучше вечером.

Он хотел было сказать: «Ладно, вечером!» Но подумал, что вот так легко он вскользь растопчет ее доверие, и уйдет, и забудет за хлопотами дня об этой маленькой встрече. А она, возможно, будет его ждать. Вспомнил себя почти в таком же возрасте, те давние мелкие обиды, которые порой долго жили в нем. И он сказал:

— Понимаешь, какая неприятность. Сегодня вечером я обязан быть в другом месте по очень важному делу. Поэтому я и решил поздравить тебя пораньше. Но я обязательно к тебе зайду как-нибудь в другой раз. Ладно?

— Хорошо.

Кольцов пошел дальше. Краем глаза он видел: на пороге появилась женщина, должно быть, мать девочки.

— С кем ты тут?

— Это мой друг, — услышал Кольцов. — Он приходил меня поздравить. Но он не может вечером, у него важное дело…

Павел шел по своей улице, на которой некогда жил, и встреча с этой девчушкий вернула его в то давнее босоногое детство. Он смотрел по сторонам, узнавал и не узнавал их старые дома. Вроде они были тогда повыше и больше, а сейчас словно ссохлись от старости.

Вот в этом доме жил вечно болезненный «очкарик» Валька Овещенко. Он приучил Павла к чтению, и всего Жюля Верна, Майна Рида и Фенимора Купера он прочитал у него в маленькой сараюшке. Там было много сена и веток, впрок заготовленных для козы, и из-за щелей между досками в солнечные дни там было светло до самых сумерек. Выносить книги со двора Вальке не разрешали родители.

Вальки уже не было в живых. Кольцову кто-то рассказывал, что его повесили слащевцы, схватив на базаре во время облавы. У него за поясом нашли книжку Фридриха Ницше под названием «Так говорил Заратрустра».

— А что он говорил? — спросил у Вальки слащевский полковник.

— Много всего.

— А ты — самое главное.

— Говорил, что государство — самое холодное из всех самых холодных чудовищ на земле. «Я, государство, есмь народ», — говорило всем государство.

— Интересно, — сказал полковник. — Продолжай!

— «Людей рождается слишком много! Для лишних и изобретено государство!» — почти процитировал Валька Фридриха Ницше, точнее его героя Заратрустру.

— Ну, еще!

— «Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас еще осталось от червя», — процитировал Валька…

— Достаточно. Я понял: тебе не нравится государство, ты не любишь людей.

— Это не я сказал! — выкрикнул Валька.

— Я понял. Ты повторил Заратрустру. Но повторил потому, что солидарен с ним, — слащевский полковник был философ, но ему в свое время не дался Ницше, и он был исключен из университета. — Ты хочешь, чтобы народами правили люди, которые уже не черви, но еще не человеки? Скажи, не они ли хотят до основанья разрушить весь мир? Ты умный парень. Ты представляешь, что они «а затем» построят? Я не хочу жить в том вашем мире… Я понял, ты большевик!

Валька даже не успел возразить полковнику, как его повесили на арке при входе на базар.

Пройдя еще немного, Павел увидел дом, где когда-то жил Колька Виллер. Когда-то он выделялся на их улице красивыми резными ставнями на окнах и стоящей «на курьих ножках» голубятней. Отец Кольки был немец и славился в Корабелке своим мастерством краснодеревца и еще тем, что был страстным голубятником. Это можно было определить по тому, с какой любовью и фантазией была построена голубятня. Иной раз сюда специально приезжали голубятники из окрестных городков, чтобы полюбоваться этим произведением столярного искусства.

Перед Первой мировой войной отец уехал в Германию и больше оттуда не вернулся. Ходили слухи, что он там женился. От обиды на отца Колька сменил свою немецкую фамилию на материну украинскую — Приходько.

Колька Приходько стал хозяином в доме и даже в их мальчишьей ватаге выделялся своей немецкой аккуратностью и украинской рассудительностью.

Когда началась Великая война, Колька едва ли не первым из их ватаги ушел на войну. Ушел и сгинул. Ходили слухи, что его расстреляли немцы лишь за то, что он сменил фамилию.