Избранные произведения писателей Дальнего Востока

Хозяин оказался человеком словоохотливым. Звали его Дорж. Супруга его — Дуламханд. В середине шестидесятых годов у них было четверо детей, теперь к ним прибавилось еще двое — мальчик и девочка. Старшие учились в школе и зимой жили в интернате, но все равно казалось, что юрта битком набита детьми. Позже выяснилось, что супруги взяли на воспитание нескольких малышей. Нравилось им, когда в юрте звенят ребячьи голоса.

Я замерз в дороге и изрядно проголодался. Мне тут же подали горячий чай с молоком, свежесваренную говядину. Дуламханд приготовила для меня согревающую смесь — водку с топленым маслом. Сам хозяин хмельного в рот не брал. После ужина меня разморило. Хозяйка, выходившая присмотреть за моей лошадью, сказала:

— Ваш конь — это же гнедой Санжадамбы-гуая. Он хорошо знает дорогу сюда. А уж хитрюга какой, слов нет. Он отлично чувствует, как относится к нему седок. Вы его щадили в пути — сразу заметно. Я сняла с него седло и уздечку и задала ему сена.

В юрте было тихо. Это еще надо уметь — так воспитать детей! Дуламханд приготовила мне постель и оставила неподалеку у печки чайничек со свежим чаем.

В тот вечер я долго не мог уснуть — сон развеяли рассказы Доржа. Ему было под пятьдесят. Это был плотный мужчина с уверенными и размеренными движениями. В последнее время Дорж уже не так часто, как в молодости, ходил на охоту. Но два раза в год непременно участвовал в облаве на волков. Недавно он обнаружил сразу трех ощенившихся волчиц. Найти место, где рождаются волчата, человеку очень трудно. Волчицы устраивают свои тайные логова так, чтобы вблизи была и пища и вода. Дорж наблюдал за жизнью трех волчьих семей, пока щенки не прозрели и у них не встали уши.

Самки вели себя чрезвычайно осторожно — уходили на охоту по очереди. Возвращались тоже украдкой и непременно запутывали следы. Волчица, когда у нее щенки, особенно бесстрашна на охоте, встреча ее с человеком последнему ничего хорошего не сулит. Глядя на своих подруг, самцы тоже впадают в ярость. Сперва Дорж уничтожил самцов, сопровождавших самок. После их гибели волчицы окончательно осатанели, и приближаться к ним было опаснее обычного.

У одной волчицы оказалось семь щенят, у второй — девять. Третья принесла лишь одного. Возможно, она устроила себе нору еще где-нибудь в другом месте и украдкой перетаскала туда волчат. Но выяснить, так ли это, Доржу не удалось. Когда волчица, мать семерых щенков, отправилась за добычей, он выследил ее и застрелил. Волчицы с одним волчонком тоже не было поблизости. И охотник решился на отчаянный шаг: он вошел в логово той волчицы, у которой было девять щенков. Это было первый и, как он говорил, последний раз в жизни, когда Дорж рискнул войти в волчье логово. Зато на опыте убедился, что серый хищник не трогает вошедшего к нему человека.

Дорж на ощупь продвигался в темноте. Руки натыкались на холодные носы и мягкие тельца. Стоял в логове острый специфический волчий запах. Вот ладонь коснулась свалявшейся шерсти волчицы, она попятилась и остановилась, упершись спиной в стену логова. Двигаться дальше было некуда. Сложить волчат в мешок? Волчица, пожалуй, воспротивится. Дорж накинул ей мешок на голову, завязал веревкой, его товарищи вытянули упирающегося зверя наружу и добили. Затем Дорж извлек из логова девять щенят, из другого логова — еще семерых, и потом одного. Домой он принес мешок с семнадцатью маленькими серыми щенками. Держал их позади юрты в каменной котловине. Щенята прожили там всю весну, лето и осень. Сейчас наступил январь, когда шкуры животных густеют и лоснятся, приобретают наибольшую ценность.

Дорж показал мне своих питомцев. Стены котловины были каменные, из нее и ведьме не выскочить. По ночам и на рассвете молодые волчата понемногу завывали. Зимой вой их стал протяжнее и громче — приходилось изредка стрелять в воздух, чтобы утихомирились. Если звери голодны, они могут перегрызть друг другу горло. Дорж старался кормить их досыта. Хорошие выросли волки, крупные. Наверняка в их возрасте крупнее и не сыщешь. Самым большим был единственный сын третьей волчицы. Дорж жалел, что приручить волков чрезвычайно трудно, если не невозможно. Вот и получилось у Доржа что-то вроде волчьей фермы. Семнадцать отменных шкур сдаст он государству.

— А что, если волки вовсе на земле переведутся? — спросил я.

— Без волков тоже нельзя, — серьезно ответил Дорж. — Они приносят свою пользу, способствуют выживанию наиболее сильных животных. Все на свете имеет свое назначение.

Что ж, он прав, подумал я, ученые должны сказать свое слово о пользе и вреде волков.

В этой повести я вовсе не ставил перед собой задачу рассказать все о волках. Не собирался и обобщать опыт охоты на этих хищников. Я рассказал лишь несколько случаев, веселых и забавных, опасных и грустных, из жизни известного охотника Доржа. Пусть Дорж сам прочтет повесть и пригласит меня к себе. Пусть укажет на ошибки и неточности, я готов снова взяться за перо, чтобы исправить недостатки моего произведения.

А теперь я желаю уважаемому Доржу долгих лет жизни и счастья.

Далантайн Тарва