Избранные произведения писателей Дальнего Востока

Накануне вечером мне пришлось отложить беседу с гостями, потому что я должен был доложить директору о положении с углем. За ужином в заводской столовой я высказал мнение, что нам надо доставать уголь самим, на свой страх и риск, другого выхода нет.

— Извини, Сигэмацу, что я говорю так прямо, — воскликнул директор, — но на вещевом складе тебя провели, как мальчишку. Почему военные запрещают брать уголь в Удзина? Тебе следовало потребовать объяснений. Ты ведь не мальчик на побегушках, а человек, занимающий определенное положение... О чем только думают военные в такое трудное время! Ума не приложу.

Директор был так возмущен, что руки у него дрожали, когда он открывал банку с мясными консервами.

Ужин удался на славу. Рис, правда, пришлось заменить ячменной кашей с отрубями, зато директор открыл банку с чудесной мясной тушенкой, которую я должен был вручить, как подарок, чиновникам из угольной компании. Не помню, когда в последний раз я ел такое вкусное мясо — толстые, коричневого цвета куски с прожилками жира! Я даже боялся откусить себе язык. Директор разделил мясо поровну, и мы съели его, заедая ячменной кашей с отрубями. Не успели мы окончить ужин, как прибежал рабочий Нисина. Умер еще один человек, надо было читать молитвы.

— Вот доем и приду, — спокойно ответил я. — Через полчаса или через час, не позже...

Сколько я ни толковал, директор упорно стоял на своем.

— Как только окончишь молитвы, Сидзума, — сказал он, — ложись спать. Завтра, с самого утра, пойдешь снова на вещевой склад и попросишь, чтобы тебе отпустили уголь. Заманчиво, конечно, достать его, как ты говоришь, на свой страх и риск, но, по-моему, мы не должны так легко отступаться. Не хочу тебя обидеть, но пойми, надо действовать решительнее. Только тогда мы добьемся чего-нибудь.

— Ну что ж, завтра опять схожу. Но только все это зря.

Делать было нечего. Снова придется пробираться сквозь развалины.

Прочитав молитвы, я возвратился домой. Еще с улицы я почуял запах печеных рисовых лепешек, проникавший сквозь наглухо закрытые в связи с затемнением ставни, — и сразу понял, что их пекут на углях, смочив предварительно в соевом соусе.

Вошел я через черный ход. Наши гости уже проснулись и, вместе с Ясуко и Сигэко, сидели за столиком — чудесным столиком из черного дерева, который хозяин предоставил нам во временное пользование. Перед ними стояли небольшие тарелки и чаши с печеными лепешками. Рис, несомненно, привезли с собой гости. Ясуко и Сигэко уписывали лепешки за обе щеки.

— Наконец-то пришел, — радостно воскликнула Сигэко. — Извини, что начали без тебя.

— Добрый вечер, дядя, — сказала Ясуко. — Простите, что мы вас не дождались. Печеные лепешки пахнут так, что мы не утерпели. Нам привезли жареный рис и колобки. Мы и для вас оставили.

— Спасибо, что о нас позаботились, — сказал я, обращаясь к гостям, и присел на порожке, стараясь, чтобы никто не заметил ожога на моей левой щеке. Гости глядели на меня красными, как у кроликов, глазами. Один из них — Ватанабэ Macao — был родным братом Сигэко, другой — Такамару Ёсио — отцом Ясуко. Такамару, всхлипывая, покусывал свои усы, Ватанабэ утирал слезы. Глядя на них, Ясуко и Сигэко перестали есть. Как и они, я изо всех сил сдерживался, чтобы не заплакать. Но мои усилия оказались безуспешными, и мне пришлось отвернуться от гостей.

— Какое счастье, что вы все живы и здоровы! — с чувством проговорил наконец Ватанабэ. — А мы уж, правду сказать, боялись, что не увидим вас на этом свете. Только и надеялись, что найти место вашей смерти.

— Мы так рады, что и высказать не можем, — добавил Такамару. — Все думали, что Ясуко погибла, утешались только мыслью, что она ушла в мир иной вместе с вами. Вы так много для нее сделали. Родственники в Кобатакэ и Хиросэ потеряли всякую надежду увидеть вас в живых.

Я пил чай, который налила мне Ясуко, и беспрестанно повторял:

— Извините, что мы доставили вам столько беспокойства.

Ватанабэ рассказывал, как потрясена была вся их деревня, услышав о том, что случилось в Хиросиме. Такамару дополнял его рассказ отдельными репликами.

Вечером шестого августа жители Кобатакэ узнали, что на Хиросиму сброшена мощная бомба. Говорили, будто погибла треть хиросимцев, включая находившиеся там войска и отряды добровольного служения родине. Еще одна треть хиросимцев тяжело пострадала, остальные отделались легкими ранами и ожогами. Все дома, до одного, сгорели. Жители Кобатакэ сразу поняли, что это не слух, распущенный пораженцами, а чистая правда. Седьмого и восьмого августа поступили еще более тревожные вести. В соседних деревнях появились первые раненые беженцы. Одни умирали сразу же, едва добравшись до дома. Другие терпели страшные мучения. В деревне Хиросэ жил профессор — видный специалист по детским болезням, он приехал из Кобэ. Всякий раз, когда к нему обращались за помощью, он говорил после осмотра:

— Что это за болезнь, я не знаю, но думаю, что она не поддается лечению.