Избранные произведения. Т. I. Стихи, повести, рассказы, воспоминания

Повсюду среди темных пятен зарослей правильные голубоватые кружки — следы юрт. А вот вышка, под ней вода, вокруг несколько белых домиков: артезианская скважина, которой пользуются животноводы. И, наконец, голубая река в золотых берегах. Лиловые пятна затонувших кустов сливаются с отражениями облаков. Одинокий средневековый минарет среди зарослей саксаула.

И снова палатки нашего лагеря. Мои спутники, возбужденные, взволнованные, выходят из самолета, обмениваются мнениями. Оказывается, сегодня они нашли новую крепость.

— Ваши впечатления? — спрашивает Толстов. — В двух словах.

Я отвечаю:

— Это история, ставшая географией.

6

«Тук-тук-тук…» — стучат карандаши по миллиметровке. Два часа ночи. Мы с Оськиным сидим в столовой и приводим в порядок чертежи.

Слои мы обозначили цифрами, а Марианна распорядилась, чтобы каждый слой на чертеже был выделен специальной штриховкой. Во всех слоях — и в тех, которые заштрихованы прямыми линиями, и там, где штрихи идут слева направо или справа налево, — содержался песок. Вот мы и рассыпаем этот песок по длинным полотнищам разрезов, которые всего в двадцать раз меньше наших курганов.

«Тук-тук-тук…» — стучат по крыше палатки ледяные иголочки застывающего в воздухе дождя. В дверь глядит темная, холодная степь.

Однажды весной, душною ночью, мы, несколько человек, сидели и слушали радио. И удивительное дело: мелодии звучали чисто, громко, и в то же время в них ощущалась какая-то фальшь. Что-то искажало звуки самых прекрасных мелодий, внося в них зловещий, враждебный человеку тон.

Вдруг в дверцу палатки постучались. Миг — и перед столом появился небольшой пыльный вихрь. Покрутился и упал, засыпав тарелки пылью. И тут все в лагере засвистело, загудело — начался буран. Его-то приближение и делало фальшивой музыку, которую мы слушали.

Сейчас тихо и холодно. Обледеневшая крыша палатки почернела и провисла.

Мы снова поглядели в дверь и увидели освещенные луной облака.

И вдруг в двери появилась Светлана — веселая, оживленная, в своем брезентовом комбинезоне и белой шляпе, с полевой сумкой на боку. Она заметила нас и обрадовалась:

— Ах, как хорошо, я буду знать время! Скоро подъем?

Оказывается, Светлана была назначена дежурной в наш последний день. Она забыла попросить у кого-нибудь часы и проснулась среди ночи, разбуженная светом луны. Мы взяли Светлану под руки, подвели к ее палатке и пожелали спокойной ночи.

7

Толстов и наши путешественники улетели несколько дней назад. На прощание Сергей Павлович передал нам с Лоховицем десяток пустых спичечных коробков для будущих находок. Он продолжал верить в черный курган.

Когда самолет скрылся, кто-то заглянул в палатку, где стоял ящик с мечом. Каждый был уверен: меч давно в самолете, и потому никто не догадался проследить за этим. Заколоченный ящик с мечом оставался на прежнем месте. Просто колдовство какое-то!

Спичечные коробки, подаренные Толстовым, мы, к сожалению, использовали не все. Мы откопали еще пять золотых сайгаков да две бирюзовые бусинки. Кроме того, мы нашли в своем кургане большое бронзовое зеркало, алтарь и какую-то скобу. Несколько ящиков мы загрузили кусками обгоревшего дерева. В Москве установят его породу. Вряд ли в скифские времена здесь были высокие леса. Скорее всего накат над могильной камерой сложен из стволов плодовых деревьев и каких-нибудь тополей или плакучих ив, украшавших арыки и дороги.

В последнее воскресенье я успел проститься с рекой. Она была холодной, отчужденной, темной. Но я нашел тихую прозрачную заводь, в которой отражались разноцветные кусты. Но пути мне попалось несколько торчавших из глины высоченных грибов-подтакырников, наполненных коричневыми спорами. Взяв в руки один такой гриб, я попытался с его помощью написать на такыре то самое волшебное слово, что должен был вспомнить Кай из «Снежной королевы» Андерсена: «Вечность». Я любовался надписью, а ветер уже сметал коричневую пыль.

Завтра мы будем далеко. В степи останутся лишь наши следы. Джейраны без опаски будут пробегать через наши раскопы, через место, где стоял наш лагерь.

Мы вернемся в Москву и некоторое время даже на ее улицах будем по привычке смотреть вдаль, находить среди городских огней знакомые созвездия, а среди ночи будем по привычке просыпаться за два часа до срока. Это степной рассвет дотянется до нас сквозь тысячи километров. А потом все пройдет.

Но что-то останется у каждого из нас от этой степи, от этой осени, от этих будней и праздников, что-то станет частицею нашего существа… А для находок только начнется их настоящая жизнь.

1963 Энгельс — Москва

КАМЕННЫЕ ЗЕРНА

Глава первая

1

Однажды я сел и с карандашом в руке подсчитал, сколько времени я провел на раскопках. От семи до полутора месяцев за сезон. Получилось, что из доброй половины своей жизни около четырех лет я копал, то есть общался с древними, давно ушедшими людьми.