Избранные произведения. Т. I. Стихи, повести, рассказы, воспоминания

VIII век, как сказано выше, — время возникновения феодализма, время раздробленности, восстаний и мятежей. Время арабского вторжения, когда в 712 году пала независимость Хорезма.

XIII век — эпоха завоевательных войн Чингисхана и Батыя, когда, как пишет Толстов, Хорезм своею кровью разделил с Русью честь спасения европейской цивилизации.

Вот что скрывается за динамикой сокращения ирригационной сети.

Из трагической картины древних войн и общественных потрясений следует оптимистический прогноз на будущее. Толстов пишет: «Вывод о том, что главной причиной запустения некогда цветущих областей древнего орошения являются факторы социально-исторические, вооружает нас в борьбе за новое освоение этих земель, ибо утверждения о необратимых, якобы естественных закономерностях, которые часто высказывались в качестве аргумента против возможности нового освоения этих земель, тем самым отметаются» [2].

Древние крепости из символов запустения и гибели стали предвестниками грядущей жизни.

Недаром экспедиция год за годом искала в пустыне следы древних арыков, то четких, отлично сохранившихся, то еле видных, то ныряющих под песчаные гряды. Недаром сначала на верблюдах, потом в автомашинах и, наконец, с помощью самолетов археологи исследовали пустыню, создавая карту древней оросительной сети. Недаром вместе с геоморфологами они изучают сухие ложа высохших протоков и озер, чтобы глубже проникнуть в «характер» Амударьи. Недаром расшифровываются легенды, записанные древними и средневековыми историками, и кропотливо сопоставляются с данными раскопок и разведок.

Куда девались пески

«И на месте песков возникли пашни, сады, виноградники…» Написал я столь обычную фразу и задумался.

Стоп! Не будем торопиться. Были песни, а теперь их нет. Куда же они девались? Где они, барханы, валы застывшей бури, на поверхности которых чешуйками отпечатывался каждый ветерок?

Я спросил об этом первого же посетителя наших раскопок. Тот удивленно развел руками: в самом деле, куда девались пески?

Пришлось обратиться к книгам.

Книгу о современном оазисе написала этнограф Т. А. Жданко, заместитель начальника Хорезмской экспедиции. Этнографы пишут историю, входя в дома, изучая все детали нынешнего быта и расспрашивая очевидцев. Каждого своего собеседника, на которого они ссылаются, этнографы называют по имени и фамилии, указывают его возраст и присваивают ему особое звание — «информатор». В свою очередь, информаторы называют ученых инженерами и докторами.

«Инженеры из экспедиции Толстова» — эти слова открывают все двери. И, по существу, сухой термин «информатор» означает — друг, гостеприимный хозяин, беседующий с уважаемыми и дорогими людьми. Вот что рассказали информаторы.

Оазис, погибший двенадцать веков назад во время войны, стал возрождаться тоже в военные годы: стране потребовалось как можно больше хлопка. Новейшая история Беркут-калинского оазиса началась в августе 1941 года, когда я ехал в Ташкент в запорожском трамвае.

Именно тогда на земли древнего орошения пришли современные хорезмийцы и повели канал по трассе, проложенной их предками. Они торопились. Хотелось, чтобы труд немедленно принес плоды. И по только что прорытому участку русла сразу же пускали воду. «Вид проникающей в глубь песков воды, — пишет Т. А. Жданко, — воодушевлял строителей».

Люди рыли канал, поднимали целину, убирали первые скудные урожаи, жили в юртах и землянках, а на зиму возвращались в свои колхозы.

Потом появились постоянные жители, оставившие земли, смытые Амударьей; рядом поселились казахи, основавшие небольшой колхоз «Кизил-Чарва» («Красный скотовод»). Здесь, на возрожденных землях, они перешли к новой жизни, превратившись из кочевых охотников, из верблюдоводов, промышлявших вывозом саксаула, в оседлых земледельцев. Нельзя сказать, что они с легкостью изменили привычный образ жизни: старики спорили, они хотели умереть в родной степи. Трудно было научиться возделывать землю, да еще такую, где после двенадцативекового перерыва пришлось заново создавать культурную почву, землю, где не желали расти даже сорняки.

На помощь казахам пришли узбеки: для начала они сами вспахали и засеяли поля своих соседей и учеников.

Самый уважаемый человек на Кырк-Кызе — старый садовод Матъякуб Ергуланов. Портрет Ергуланова висит на почетном месте в основанном нами колхозном музее. Отвечая на вопросы этнографов, этот информатор произнес слова, достойные библейского патриарха: «Пойду и я, буду сажать там деревья, пусть мое имя помнят все те, кто будет там жить после меня, пусть увидят люди, как я умею растить деревья в пустыне».

И все-таки куда же девались пески? Пески здесь сыпучие, они передвигаются по глиняной платформе монолитных бесплодных такыров.