Едва приблизился к ней, как в памяти всплыл эпизод его последнего года на даче. В ту весну мальчишки-одноклассники посвятили его, отсталого незнайку, в тайну различия полов. Конечно, он и раньше замечал, что мужчины и женщины устроены немного по-разному, но не придавал значения отдельным несовпадавшим деталям. Оказывается, они потому и разные, чтобы иногда с о в п а д а т ь, доставляя друг другу массу удовольствия. Якобы от таких
И вот однажды, забравшись в малину, росшую вдоль заднего забора, он заметил на соседнем участке малышку, расхаживавшую без всякой одежды. Ребёнку было годика три-четыре, не больше, но даже такая кроха возбуждала его любопытство. Он тихонько позвал её. Она подошла и остановилась метрах в пяти от изгороди:
– Тебе чего надо?
– Хочу тебя ягодками угостить.
Польстившись на горсть малины, девчушка приблизилась вплотную, дав возможность любознательному исследователю внимательно рассмотреть устройство той части её тельца, которая обычно скрыта для глаз, и даже потрогать её, не вызвав никакого протеста. Малейшего прикосновения оказалось достаточно, чтобы двенадцатилетний мальчишка ощутил изменение своего мужского естества. В ту минуту он поверил, что рассказанное одноклассниками может вызывать удовольствие.
Вспомнив эту историю, Всеволод заглянул за забор и обомлел.
Из соседнего дома в одних трусиках вышла девица лет восемнадцати с тазиком, полным свежевыстиранного белья, и начала развешивать его. Взор её, естественно, был устремлён вверх, и она не могла заметить подглядывающего. Тот от неожиданности аж присел на корточки и замер. Лицо девушки рассмотреть не удавалось, поскольку она то наклонялась взять очередную вещь, то запрокидывала голову, чтобы держать в поле зрения высоко натянутую верёвку. Зато отчётливо виднелась её нагая грудь, казавшаяся большой, если нависала над тазом, совсем мальчишечьей в момент набрасывания мокрого белья на выбранное для него место и едва заметной, когда незнакомка приподнималась на цыпочки и тянулась ввысь. Выдавали пол только изюминки сосков, неизменно стремившихся кверху.
Впрочем, незнакомка ли? Может, это та самая девчушка? По возрасту вроде бы подходит. Конечно, она уверена, что никто её в таком виде не заметит. Собственно говоря, наблюдать можно лишь с их участка, а здесь, она знает, живут только старик со старухой. Первый еле ходит, а вторая плохо видит, да и чего её стесняться.
Покончив с бельём, юная соседка скрылась, а через несколько минут выпорхнула уже в закрытом купальнике и отправила на ту же верёвку бывшую на ней перед этим нижнюю деталь бикини. Видно, выстирала в последнюю очередь.
Продолжать наблюдение становилось бессмысленно.
За завтраком Эмма Леопольдовна похвалила Всеволода за избавление от кобелиной интервенции и попросила принести из лесу ведёрочко торфа для подкормки любимых цветов:
– Это мне действительно уже трудно самой, – пояснила она.
По дороге в лес его догнал Валерка, живший через две дачи.
– Севка! Какими судьбами?
В старые времена мальчики считались приятелями: не только играли вместе на улице, но и ходили друг к другу домой сразиться в шахматы, шашки, подкидного дурака или, что им нравилось больше, погонять блестящие металлические шары по обтянутой синим сукном поверхности Севиного бильярда, хоть и небольшого, но имевшего все шесть луз.
Всеволод не столько узнал, сколько догадался, кто перед ним. Валерка, бывший на год моложе, сильно сдал, обрюзг, нарастил живот и даже слегка полысел.
– Приехал к отцу погостить, – ответил Сева другу, пожимая ему руку. – Ты-то как? Институт окончил? Семья есть?
– С первым всё в порядке: тружусь старшим инженером в НИИ. Со вторым пока никак. А у тебя?
– Чуть успешней в каждом направлении. Числюсь в очной аспирантуре, весной должен защищаться. Женат, но киндером пока не обзавёлся.
– Надолго в родные пенаты?