Избранные произведения. Том 1. Должность во вселенной. Пятое измерение. Час таланта

— Скажите мне вот что, Юра, — игнорируя вопрос Бурова, обратился Пец к Зискинду, — вы не прикидывали, что будет, если Шар начнет смещаться относительно башни, ерзать?

— Тараща не к будет, — без раздумий ответил тот. — Чем выше, тем страшнее. Смещения будут изгибать башню. А бетон, знаете, на изгиб не работает.

— Да что все это значит, Валерьян Вениаминович, можете вы объяснить? — отчаянно вскричал Буров. — Эвакуация и все?.. Значит, вы Волкова не на пушку брали? Метапульсации выпятятся, да?

— Да. И будет… шаротрясение, — Пец коротко усмехнулся: нашлось слово. — Сейчас, с минуты на минуту. Думайте, что делать.

— Сейчас?! А что же вы раньше-то!.. — так и взвился Буров.

— Спокойно, Витя, не надо о том, что раньше, — остановил его Зискинд, который чутьем художника немного проник в состояние Пеца. — В конце концов, вы и сами этого хотели.

— Что я хотел? Разве я так хотел! — не унимался тот. Повернул искаженное лицо к директору: — Валерьян Вениаминович, так это мое назначение — скоропалительное, с бухты-барахты… тоже туфта? Чтобы энергичней выгонял, да?

И что-то умоляющее скользнуло в лице его и в интонациях. Чувствовалось, что он очень хочет, чтобы ответили «нет», примет любое объяснение.

Но не чувствовал новый Пец ни вины, ни неловкости — потому что не он решил тогда, а тот не мог иначе. Так очевидна была для него микронная незначительность всех повышений и понижений в социальной иерархии — от арестанта до президента — в сравнении с основной должностью всех людей, что он и не ответил Бурову, только взглянул на него с жалостливым укором.

— Да, Витя, — сердито ответил за него архитектор. — Вы же поняли, что да. И хватит, не ведите себя, как в пьесе или в фильме. Думайте лучше, что делать дальше.

— Хорошо! — тот откинул голову к спине сиденья; кровь отливала от его щек. — Я не буду, как в пьесе. И как в фильме, не буду. Хор-рошо… Что делать, что?

— Вот! — Пец тронул за плечо шофера. — Сейчас Остановите!

Машина находилась в километре от Шара. Он, башня, зона — были видны громадиной на половину неба. Они выскочили из кабины в момент, когда в ядре Шара возникла ослепительная голубая точка. Она озарила все на доли секунды, но настолько ярко, что, когда погасла, то к солнце, и освещенные им здания выглядели блеклыми тенями. Люди во всем городе остановились, тревожно глядели на Шар.

Метапульсация вынесла в переходный слой одну из звезд, понял Пец. Как и вчера, когда Корнев метнулся к ядру — и обжегся.

— Как и вчера, слышите, Юра, как вчера! — Он схватил за руку архитектора, говорил не заботясь, поймет ли тот. — Таращанск — и котлован под башню, вспышка-звезда вчера, от Корнева, и сейчас… Ведь то же самое делается-то! Да и как иначе.

А в Шаре уже все изменилось — с быстротой, обеспечиваемой ускоренным временем. Ядро и верх башни окутались мутью; там будто что-то взорвалось. Серая муть ринулась вниз, замедляясь в падении. Затем от земли плавно поднялось облако пыли.

— Что же вы наделали, папа Пец! — горевал рядом Буров. — Ведь если Шар оторвется, то конец всему, не только башне — изменению судеб человечества!

— О Витя! Чего стоит человечество, если судьба его зависит от прочности четырех канатов!

Конец слов Пеца заглушил налетевший со стороны Шара грохот, гром, рев.

— В машину!

Шар уцелел, удержался над башней. Только что-то вибрировало в нем, распространяя пыль, шум и сотрясения воздуха. Все это нарастало навстречу несшейся по бетонным плитам «Волге».

— Что делается, сколько добра пропадет! — приговаривал шофер, наклоняясь к рулю, будто под обстрелом.

— Надо канаты ослабить, вот что! Тогда сеть выдержит.

— А башня?

— Считайте, что ее нет. Есть стройплощадка для Шаргорода.

— Как канаты-то?

— Автоматический регулятор натяжения отключить. Он в координаторе, я знаю где!

— Ох, что там делается! Сколько еще будет ударов Мета-пульсаций, Вэ-Вэ? Вот опять…

— С десяток, сейчас должны кончиться. Но там, похоже, не только это…

Они говорили все разом, кричали, пересиливая нарастающий шум, и смотрели, думали, примеривались к катастрофе.

И тень Корнева незримо неслась над машиной, именно ему адресовал Пец свои мысли-чувства сейчас: «…потому что все двояко, Саша. Один по внешним наблюдениям процесс разноса, разрушения, даже вспышки — различен по сути. Он — бедствие, катастрофа, горе, если разумные существа там не поняли жизнь, не поднялись над ее явлениями, не овладели ими. И он же — победа, освобождение, переход к освоению более обширного мира, если поняли и овладели. Делаться все равно что-то будет — так лучше пусть по-нашему. Не выделяться энергия — и психическая, интеллектуальная, от растекания времени — не может, как не могут не светить звезды.