Избранные произведения. Том 4

– Ты с ума сошёл, Билал, разве говорят такое замужней женщине, если уважают её?! Как ты смеешь! Ты запятнал нашу дружбу. Неужели ты думаешь, что я способна изменить мужу?

Он говорил что-то сумбурное. Из всех его торопливых и сбивчивых объяснений она поняла только одно: он не к измене склоняет её, она должна уйти от Джагфара, чтобы навсегда связать свою жизнь с ним, с Билалом.

Гаухар не захотела ничего слушать, оборвала разговор. И Билал опять исчез. Но теперь каждый год появлялся в Казани – то весной, то осенью. Находил возможность встретить Гаухар, не переставал говорить ей о своих чувствах. Он не был ни развязным, ни надоедливым, говорил сдержанно, но убеждённо. Гаухар и сердилась, и недоумевала: «На что он надеется? Я ведь не подавала ему ни малейшего повода. Он ни капельки не интересует меня. Не отрицаю – умный, воспитанный и, кажется, дельный человек. Но между нами ничего не может быть, кроме обычного знакомства. Надо бы раз и навсегда отчитать его – резко, даже грубо. Нет, язык не повернётся, ведь сам-то Билал достаточно деликатен».

Так рассуждала Гаухар. А Билал, ничего не желая принимать во внимание, как-то заявил ей:

– Ты не хочешь понять меня. В таком случае я честно объяснюсь с Джагфаром. Он должен уступить.

Охваченная минутным испугом, Гаухар растерялась, не сразу нашлась с ответом. Потом, придя в себя, гневно бросила Шангараеву какое-то очень обидное слово. Помолчав, добавила почти с ненавистью:

– Видеть тебя не хочу! Это последний наш разговор, так и знай!

Повернулась и ушла, не простившись.

А потом – каждый день ждала беды. Что, если Билал действительно решит объясниться с Джагфаром? И наплетёт ему всяких небылиц? Что она ответит мужу? Поверит ли он её оправданиям?.. Несколько раз Шангараев встречался ей на улице, – возможно, выслеживал её. Она молча проходила мимо, даже не взглянув на него. Вдруг Билал опять исчез куда-то. Долго не появлялся и не давал знать о себе. Джагфар не заводил никакого неприятного разговора с женой. «Значит, Билал всё же набрался здравого смысла и не рискнул объясниться с Джагфаром», – облегчённо думала Гаухар.

* * *

И вот он опять встретился на её пути, окликнул. Она, застигнутая врасплох, ответила ему на этот раз приветливо. В ту же минуту у неё мелькнула мысль: «Кажется, прошла у него блажь. Должно быть, женился. Давно пора».

Билал, сняв шляпу, тепло поздоровался и даже чуть задержал руку Гаухар.

– А я уже подумал – ты и знать не захочешь меня. Ты всё ещё в Казани? Так влюблена в свой город, что и не думаешь расстаться с ним?

– Наверно, каждый считает, что нет места лучше его родного гнезда, – уже сдержанно отозвалась Гаухар.

– Это верно. Всё же Ленинград – красивейший город в мире. Многие не зря считают: жить там – мечта.

Гаухар невольно улыбнулась, это была скорее ироническая, чем добродушная, улыбка.

– Одна наша учительница частенько говорит: «Жить в Париже – мечта». Наверное, вычитала из книг, – сама-то, кроме Казани, нигде не бывала.

– Париж… – повторил Билал, словно не замечая её иронии. – Париж – совсем другое дело. Я был там, очень красивый город. Но я не променял бы на него родной Ленинград. Вполне уверен: ни один город так не волнует и не вдохновляет человека, как наш величественный Ленинград. Я ещё далеко не пенсионер, Гаухар, тихий уголок не может служить для меня приютом. Конечно, это нельзя отнести к Казани. За эти годы, – он горько усмехнулся, – я успел достаточно хорошо присмотреться к городу – ведь я строитель. Здесь построено много новых интересных зданий. В частности, школ. Да, да, Гаухар, в том числе и школ! Но если бы ты знала, какие школы построены в Ленинграде! Сколько там всяких новшеств, отвечающих задачам современной советской педагогики! Я не учитель, но представляю себе, с какой радостью вошёл бы в одну из таких школ любой преподаватель!

– Я не отказалась бы поработать в такой школе, – серьёзно сказала Гаухар. – У нас, учителей, в этом направлении мечты безграничны. Но пока что приходится удовлетворяться тем, что есть.

– Вот это и обидно, Гаухар!

Внешне Билал говорил как будто спокойно, рассудительно, но чувствовалось, что он внутренне напряжён до отказа. Неужели этот глупец всё ещё не оставил своих вздорных мечтаний? Гаухар поняла: ей следует уходить. Она уже сожалела, что в начале разговора проявила мягкость, даже приветливость. Словно почувствовав критическую минуту, Билал вдруг заговорил с новым подъёмом, хотя всё ещё крепился, не выходил из рамок:

– Гаухар, стоит вам только захотеть, я устрою вас в самую новую, в самую лучшую школу в Ленинграде… Хотите – я сам построю для вас прекрасную школу? Наша организация строит и школы. Хотите?!

– Спасибо, – сухо ответила Гаухар. – Во-первых, я преподаю на татарском языке, работать в русской школе мне было бы трудно. Но это… лишь одна сторона вопроса. Во-вторых… Я понимаю ваш намёк. Он неуместен, как и все прежние. Я ведь однажды уже сказала вам. Думала, что вы запомнили и смирились с этим.