Читаем Избранные произведения. Том 4 полностью

…Смахнув непрошеные слёзы, Гаухар опять склоняется над своими книгами. Она о многом прежнем забыла теперь, но книги остались верными её друзьями. Они помогают ей смягчить остроту горя. Слава богу, и память не изменила ей: она закрепляет не только печальные стороны её жизни, но и всё то, что прочитано в книгах, в учебниках, ведь экзаменаторам нет дела до того, что творится в душе Гаухар, им нужны точные ответы на вопросы.

Снова и снова её тянет к открытому окну. Она не видит ни людей, ни машин. Пытается нарисовать в воображении картины своей безрадостной жизни. Её пугает жизнь без любимого человека, без близких родственников. В родной деревне остались только бывшие соседи. Но соседи, как бы ни были они хороши и отзывчивы, всего лишь соседи, к ним не обратишься с такой болью, какую она носит в сердце. Если бы мать была… Гаухар ничего не пожалела бы оставить в городе, уехала бы в деревню к матери…

Гаухар мельком взглянула на часы. «Э-э, успеть бы на консультацию». Она закусывает наспех, собирает книжки, приводит себя в порядок перед зеркалом, одевается – вот и готова! Она словно бы встряхнулась, что-то сразу посвежело у неё в душе. Экзамены не шутка, надо забыть всё лишнее, что мешает ей сосредоточиться.

Вот эта появившаяся у неё внутренняя стойкость и смущает Джагфара. Он не может представить, чего можно ожидать от Гаухар, что у неё на уме.

До института не близко. На улице – солнце, жара. Даже асфальт размяк, ступаешь как по ковру. А народу – словно весь город вышел на улицу! Куда спешат, куда бегут? Впрочем, у каждого свои заботы. Ведь и Гаухар не ради прогулки вышла из дома.

Сойдя с троллейбуса, она немного прошла по самой оживлённой улице – Баумана, затем свернула на Булак. Отсюда недалеко до базара, народу тоже хватает. У большинства в руках хозяйственные сумки, – сразу видно, что на рынок спешат, там, наверно, уже появилась свежая зелень.

Вот и знакомое здание института. Студенты дневного отделения уже разъехались на каникулы. В институте хозяйничают заочники. Они постарше «очников», некоторые уже отведали трудностей жизни, они не бегают по лестницам наравне с молодёжью, ходят степенно, как бы сберегая силы.

Гаухар провела на консультации два часа. Не отрываясь от тетрадки, записывала лекцию преподавателя. Она пишет быстро, почти со скоростью стенографистки. Преподавателю задавали много вопросов, Гаухар старалась точно записать и ответы на эти вопросы.

Впереди оставалось достаточно свободного времени. По автомату Гаухар позвонила на квартиру Галимджана-абы, не уверенная, что кого-либо застанет дома. Но Рахима-апа взяла трубку.

– Я не помешаю вам, если зайду? – спросила Гаухар.

– Что за разговоры! Мы с Галимджаном вчера вспоминали тебя. Приходи, приходи, буду ждать. Галимджан на работе.

Через каких-нибудь полчаса Гаухар уже поднималась по знакомой лестнице. В коридоре сумрачно, прохладно, – наверно, оттого, что пришла с солнечной, жаркой улицы. Гаухар нажала беленькую кнопку звонка. Рахима-апа, словно за дверью стояла, сразу же открыла.

– Проходи, проходи, Гаухар, садись! Что, очень жарко? Я не была сегодня на улице.

– Да, печёт, даже на теневой стороне духота.

У Рахимы уже и стол накрыт, и самовар пыхтит на столе. Хозяйка налила полную чашку обжигающего чая.

– Ешь, пей, Гаухар, не стесняйся. Вот попробуй домашний торт, сама испекла вчера, уж не знаю, что получилось. У нас были гости из Зелёного Берега – сестра Галимджана Бибинур с дочкой. Вчера же отправились на курорт, куда-то к Чёрному морю.

– Дочка-то большая?

– Седьмой класс окончила.

– Разве можно в санаторий с детьми?

– У Бибинур оказались знакомые неподалёку от санатория. А питание и лечение по курсовке.

– Торт очень удался, – похвалила Гаухар. – Вы большая мастерица, Рахима-апа.

Хозяйка даже зарделась.

– Ну, какая там мастерица! Некогда хозяйничать. Много набрала уроков в школе. Но сейчас уже полегче стало. Скоро совсем буду свободна.

– Отдыхать поедете?

– В конце июля. Раньше путёвок не было.

Так они и коротали время. Гаухар была рада потолковать о разных мелочах – всё же забываешься немного. Но вот упомянули о путёвках – и Гаухар вздохнула. Есть ещё люди, которые думают о путёвках… А что будет с ней, когда сдаст последние два экзамена? Что делать? Куда девать себя?.. Сколько ни сдерживай сердце, всё равно болит. Гаухар пробовала утешить себя: «Не только у меня нелады с мужем, бывают и у других». Какое уж там утешение, сердце то замрёт, то опять болезненно заноет.

От Рахимы-апа трудно что-либо скрыть.

– Гаухар, – заволновалась она, – опять погрустнела? Я понимаю, несладко тебе. Всё-таки держись… Перемен к лучшему нет?

– Какое там к лучшему, Рахима-апа! Джагфар совсем чужим стал… Иной раз не глядела бы на белый свет! Не знаю, на что и решиться. Одной страшно оставаться, но и так больше нельзя. Вот и хотела спросить совета у вас, у Галимджана-абы. Больше ведь не с кем посоветоваться…

– Утром Галимджан предупредил: если ничто не задержит, вернётся к половине пятого. В случае задержки позвонит. Всё жду звонка… Ага, вот и звонок! Будто подслушал нас Галимджан…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература