— Вот дерьмо, — солдат прислонил ружье к цистерне и сел, уронив голову на руки.
— Плохо? — сочувственно спросил Раньи.
— Проходит, — парень сделал несколько размеренных глубоких вдохов-выдохов. — Я слышал об этом, — он кивнул в сторону амплитура. — Как думаешь, оно не скоро оправится, а?
— Пока нет.
— Хорошо, — парень вздрогнул, вспомнив, как все это было. Жуткое ощущение проходило — как грязная пена. — До чего же противно, когда оно пытается влезть внутрь твоего мозга. Это так… грязно. Как будто самая большая неприятность в твоей жизни, только увеличенная в тысячу раз. Оно что же, не знало, что такая вещь с ним может случиться? Зачем полезло-то?
Раньи окинул взглядом рыхлое, все еще находившееся без сознания тело.
— Оно приняло тебя за другого.
Солдат прищурился.
— За кого-другого? Кстати, а кто этот Турмаст?
— Другой. А почему бы тебе не заняться своим пленным?
— Моим?
— Конечно. Мало кому посчастливилось захватить живого амплитура. Тебе дадут медаль, может, даже сержанта получишь. — Раньи поглядел в сторону. — А где твое отделение? У меня тут раненый поблизости. Я бы не хотел пользоваться коммуникатором — противник может засечь нас.
— Скорее всего, вон там, сэр, — солдат поправил коммуникатор, вмонтированный в его забрало. — Вообще-то, их уже далеко отогнали. Думаю, вполне безопасно вызвать санитаров через эту штуку.
Раньи подумал, потом кивнул.
— Тебе лучше знать. Пойду скажу ей, что помощь близка. Мы сейчас вернемся.
Амплитур, бессильно завалившийся набок, вовсе не выглядел каким-то уж особенно страшным, — подумал солдат. Какой-то весь мягкий и медлительный. Один его глаз, весь налитый чем-то золотистого цвета, незряче уставился на него. Может быть, попротивнее других существ, с которыми ему пришлось встречаться с того времени, как он вступил в корпус землян, откомандированный для помощи Узору, но, вообще-то, эти ашреганы и криголиты, акариане и молитары, массуды и гивистамы, вейсы, лепары — все они один страшнее другого. И противники и союзники. Да и мозги у его приятелей-собутыльников не лучше.
Он взял карабин поудобнее. Хорошо, что он пошел добровольцем. Да о чем лучшем может желать мужчина, как не о возможности участвовать в очистке Вселенной от этой гадости?
Амплитур медленно приходил в себя; скоро он совсем оправится, но пока придется некоторое время потерпеть враждебное внимание этого двуногого и некоторый физический дискомфорт. Пока от только проводил взглядом уходившего «возрожденного». Помощи ждать неоткуда. Братья где-то далеко. Как быстро все меняется: только что он взял землянина в плен, а вот сейчас он сам пленный.
Его обманули, и довольно ловко. «Возрожденный» воспользовался тем, что он незнаком с боевой обстановкой. Но землянин слишком заспешил к своей подруге и забыл одну вещь. Он может раскрыть его тайну, посеять сомнения и вражду в их лагере.
— Слушай меня, — голос в ретрансляторе прозвучал вкрадчиво-обещающе. — Этот человек — не совсем землянин. Его изменили. Он теперь больше похож на меня.
— Да уж я вижу, — иронически бросил солдат.
— Правда! Его изменили. Сперва это сделали мы, потом кто-то другой. Он теперь способен действовать вам на мозги — как я. Он опасен.
— Рассказывай! Мы, люди, все для вас опасные. Ты уже это понял? Знаешь, я много учил про вас, но мне никогда не говорили, — что вы — такие веселые ребята.
— Ты должен мне верить! — Ох, ну до чего эти двуногие тупые! — Если ты изучал нас, тогда должен знать, что мы никогда не обманываем.
— А может, это тоже обман? Наши специалисты не очень-то доверяют тому, что эти типы из Узора нам рассказывают.
Вот насчет тебя, например, мы многого еще не знаем. Так что, подождем, посмотрим, поизучаем. А если ты хочешь меня восстановить против наших ребят, то придумай что-нибудь поумнее.
В бессильной ярости Быстрый-как-Вздох понял, что как тут ни старайся, тайну «возрожденных» выдать ему так и не удастся.
Штурмовой отряд Узора захватил командный комплекс целиком, уничтожив или взяв в плен почти всех его защитников. Врачи — сперва земляне, а потом гивистамы — быстро и эффективно исцелили рану Коссинзы. С помощью имплантированного нервно-мускульного стимулятора она уже через несколько дней могла ходить.
С ней было все иначе, чем с другими. Он мог быть откровенным с Сагио, но такая интимность могла быть только с женщиной. Коссинза не только слушала. Она понимала и сопереживала. Нейда Трондхейм была ему симпатична — но не более того. То, что было между ним и Коссинзой, — намного глубже. С ней он нашел самого себя.
Теперь, когда война ушла на задний план, «возрожденные» могли отдохнуть, подумать о себе; они лучше узнавали друг друга, возникали связи, создавались пары. У них было много общего, и они естественно тянулись друг к другу.