С острия посоха сорвался короткий фиолетовый луч с отрубленными краями и, расширяясь, засверкав, как сине-фиолетовое солнце, поплыл в золотистый туман, оставляя за собой непрозрачный столб вихрящейся тьмы. Еще через мгновение этот столб взорвался. Черный вихрь ударил во все стороны, разметал отряд ЧК, отбросил останки Дуггура за пределы видимости и повалил Такэду, уцелевшего благодаря усилиям диморфанта. Свет дня, если можно было назвать днем золотистое свечение туманной дымки, погас.
— Жив? — окликнул Толю в темноте Никита.
— Что мне сделается? А ты?
— Нормально. Этот дурак включил компактификатор, добавивший этому миру «лишнее» измерение, но не успел его зафиксировать. Хорошо, что оно тут же схлопнулось обратно.
— Он… жив?
— Вряд ли. Но нам надо поторопиться: компактификатор «качает» Веер не хуже магического удара…
— Сейчас, где-то здесь мой меч…
— Вот он, слева. Спасибо за бросок, я не успел бы переключиться с «филина» на Дуггура.
— Мстишу благодари, заговоренный им клинок великолепен.
Такэда подобрал меч, сунул в ножны.
Мгла рассеялась через полчаса, обнажив гладкую, без единого камешка, площадь и глыбу в центре, угрюмо-незыблемую, исподтишка наблюдавшую за людьми и ждущую их действий. Ни охотников ЧК, ни останков игвы Дуггура Али бен-Саида бен-Хурхурры и его «филина» на площади не оказалось.
Глава 5
То, что объяло их со всех сторон, не было тьмой. Но и полумраком
— «Здесь царство снов…»,[68]
— пробормотал Сухов, когда они оказались неизвестно где, опираясь неизвестно на что и вглядываясь неизвестно во что.Он недолго подбирал «ключ» к замку входа в главную базу Гиибели, меч Святогора и здесь проявил себя не просто конкретным видом оружия, а как универсальный магический жезл или, по словам Зу-л-Кифла, — «эффектор гипервоздействия», проявляющий и направляющий волю мага. Возможности меча явно расширялись с ростом могущества его владельца, что было несомненно.
«Каменная» глыба в центре площади раскрылась внезапно — будто в пространстве образовалась дыра, в которую мгновенно засосало людей. И теперь они озирались, сравнивая ощущения, не видя ничего, даже друг друга на расстоянии вытянутой руки, хотя порой Такэде казалось, что он что-то видит: какие-то неясные громады, цепочки огоньков, с виду — очереди трассирующими, шевелящиеся серые тени, похожие на клубы дыма, черные тени — как громадные птицы, парящие над головой. Сухов видел несравненно больше, но и ему не удавалось схватить перспективу, разглядеть глубины «базы», ее геометрию, иерархию структур, предметное наполнение, закономерности расположения объектов, их цвет и плотность. Внутреннее пространство «базы» не подчинялось законам земной физики и логики, не поддавалось восприятию человеческими чувствами даже с приставкой «сверх».
— Индуцированная непрозрачность, — глубокомысленно заметил Такэда.
Его слова натолкнули Сухова на идею, и он поднял меч над головой. Финист медленно налился серебристым свечением, стал почти прозрачным, как бы стеклянным, с острия его сорвалась вверх бледная молния. Невидимая поверхность, на которой стояли Посланник и его спутник, содрогнулась. Меч метнул еще одну молнию, потом засиял так, что на него глазам стало больно смотреть, и волна его свечения буквально вымела мрак в радиусе километра от людей.
Они стояли на чем-то напоминающем крупноячеистую металлическую сеть, сквозь которую был виден самый настоящий космос: черное пространство, усеянное звездами, их скоплениями, облаками светящейся пыли. А из сети вырастал лес белых паутинных чаш на длинных и тонких ножках, внутри которых лежали какие-то предметы, издали похожие на орехи или сморщенные лимоны разных размеров, от маленьких, величиной с ноготь, до громадных метровых «дынь».
— Грибной сад, — хмыкнул Такэда, борясь с ощущением разверзающейся под ногами бездны. Эрцхаора он видеть не мог, но и без индикатора чувствовал тошнотворную, полную застарелого ужаса атмосферу этого странного мира.
— Сад? — заинтересованно переспросил Никита. — А что ты видишь?
Толя рассказал. Сухов поцокал языком:
— Да, воображение у тебя поистине японское. «Сад» тебе только представляется, как отражение опыта и человеческого воображения, присущего тебе лично, на самом деле это многомерный стеллаж со свернутыми в компактные объекты пространственными объемами.
Никита прошелся по невесомой и непрочной на вид сетке пола, приблизился к одной из чаш на метровой ножке, внутри которой лежал «орех».
— Давай посмотрим, что здесь. Дотронься своим мечом до чаши, но будь готов отскочить.
Такэда тронул острием меча белесую паутинку чаши и сразу же отпрыгнул, хотя ничего не произошло.
— Реакция отличная, — одобрительно засмеялся Сухов, держа свой меч, как гигантскую свечу. — Еще раз.
Но второго касания не потребовалось.