Избранные произведения. Том 7

— Урр ффахана сентурре меиз дуггуришша! — добавил освобожденный, угрожающе оскалился. — Шешу ззу меиз брандха?

— Он спрашивает, почему мы не убили его обидчиков. — Никита погрустнел. — М-да… Ффе ддуоз беренхе?

— Брандха гуррах! — заревел борец с дэвами.

— Сам дурак, — перевел Такэда хладнокровно. — Так?

— Почти, — усмехнулся Сухов. — Если мы не дадим ему оружия, еды и питья, он сам убьет нас.

Толя тихо присвистнул.

— Силен дэвоборец! Есть пословицы: «Кто слишком долго борется с драконами, сам становится драконом». Или демоном. Этот, наверное, доборолся. Так ты дашь ему оружие?

Никита отрицательно качнул головой.

— Рыцарь-одиночка должен оружие добыть, а не просить. Дадхи, поехали дальше.

Бывший темпорал помедлил немного, ему тоже что-то не нравилось в ситуации, но время не ждало, и он снова превратился в коня, правда, теперь без крыльев. Сопровождаемые взглядом свирепого Фаридуна, славшего им вдогонку проклятия на своем языке, всадники проскакали вдоль реки до стены колодца, Дадхикраван прыгнул прямо в стену, отчего Такэда инстинктивно отпрянул, ожидая столкновения, но они пронизали «камень» без каких-либо эффектов и вынырнули уже в космосе: глубокая чернота со всех сторон, россыпи звезд и скоплений, чередование провалов и облаков света. И невесомость.

Желудок инженера прыгнул прямо к горлу, мышцы сжались, как при падении в бездну, и ему пришлось некоторое время бороться с организмом, убеждать его, что они никуда не падают. На Сухова внезапная невесомость не произвела впечатления, как и на Дадхикравана. Оба продолжали переговариваться в пси-диапазоне, советовались, искали какие-то ориентиры, и отсутствие воздуха и силы тяжести их не беспокоило. Они нашли верную дорогу в тот момент, когда Толя едва справился с тошнотой и пытался осмотреться.

Дадхикраван прыгнул «вверх» — судя по приливу крови к ногам, и спустя несколько мгновений все трое вывалились на поляну в диком, высохшем великаньем лесу. Исполинские деревья необыкновенных, омерзительно живых форм застыли вокруг, словно застигнутое мгновенным жаром сгоревшее и высохшее войско. Стволы их нельзя было не только обхватить, но и окинуть взглядом, в каждом из них могло уместиться такое сооружение, как храм Василия Блаженного.

— Парк Гиибели, — сказал Никита. — Еще один прыжок, и мы у цели. Готовься, Оямович, будет жарко, и держись за нашими спинами.

Такэда, который во все глаза смотрел на десятиметровый холм неподалеку, с трудом признав в нем гигантский муравейник, не услышал его.

— Вот это муравьи! Они же ростом с меня!

— Это не муравьи, — сказал Никита, мельком взглянув на фиолетово-черные создания, суетящиеся на муравейнике. — Равно как и деревья вокруг — не деревья, а пространственные пузыри с локальным ходом времени и разными наборами констант.

Один из древесных гигантов вдруг растрескался, как сухая глина, и осыпался грудой обломков, которая начала расплываться, таять, пока не превратилась в желто-коричневую лужу, часто взбулькивающую пузырями. Пузыри не лопались, а ныряли в жидкость, как живые, чтобы вынырнуть вновь. Некоторые из них напоминали выпуклые фасетчатые глаза, пристально всматривающиеся в людей. А потом лужа медленно потекла, вернее, поползла прочь, выбрасывая вперед ручейки-псевдоподии и обтекая препятствия — валуны, пни и деревья. Исчезла за пригорком с деревом, миллионы высохших ветвей которого создавали впечатление застывшего взрыва.

— Вот именно, — сказал Никита, прочитав мысли друга. — Не отвлекайся, Наблюдатель. Поехали дальше.

Последний прыжок Дадхикравана сквозь узлы иномерных пространственных структур вынес их на гладкую, металлически отблескивающую равнину, уходившую в бесконечность, на которой на фоне бледно-зеленого, в тусклых серебристых пятнах неба высилась самая странная из башен, когда-либо виданных Такэдой.

Она представляла собой нечто напоминающее бесконечной высоты сталактит, опирающийся на игольчатое острие, полупрозрачный, белый с голубым и желтым наплывами и прозрачными «слезами», вспыхивающий редкими изумрудными и рубиновыми искрами, и в то же время было видно, что «сталактит» — сложнейшее техническое сооружение, а также красивейшее архитектурное творение, вызывающее благоговейный восторг и впечатление гармонии и завершенности.

— Эхурсагкуркурра, — произнес Никита с угрюмой торжественностью. — Дворец Гиибели. Ось ее мира, соединяющая континуумы экспериментальных вселенных… Кстати, Оямович, как ты оцениваешь расстояние до замка-дворца?

— Километров двадцать, — прикинул Такэда.

— Около трехсот тысяч! Примерно столько же, сколько от Земли до Луны.

— Не может быть!

— Может. А кроме замка ты ничего не видишь?

— Где? — Такэда огляделся. — Ничего, пусто.

— Рядом с замком.

Толя напряг зрение.

— Точка какая-то… мушка… или песчинка.

— Это жругр.

У Такэды перехватило дыхание.

— Значит, Гиибель дома… и знает, что мы тоже здесь.

— Не уверен, я почему-то ее не чувствую прямо… хотя не могу избавиться от ощущения, что она каким-то образом наблюдает за нами. Но не извне, а изнутри… не могу объяснить.

— Не пугай меня, Посланник.

— Я сам боюсь. Дадхи, нас заметили.