Избранные произведения. Том I

Но что из того? Они увидели пароход. Свисток возвещал скорое отплытие, и Буало, которого никто и ничто не могло захватить врасплох, имел при себе в своем совершенно непромокаемом бумажнике чековую книжку на пятнадцать тысяч франков.

Таким образом, все устраивалось к лучшему в этом лучшем из миров.

Плавание по реке было скучно и однообразно, но наши путешественники только о том и думали, как бы наверстать потерянное было время, и между обедом и ужином, между ужином и завтраком спали как убитые.

Но вот наконец они попали в Парану. Все русло реки было совершенно загромождено множеством маленьких островков и островочков, которые во время мелководья производили впечатление пестрых и красивых цветников.

Две категории населения избрали себе жилищем эти островки: с одной стороны, отвратительные кайманы пять-шесть метров длиной — соседи самые нежелательные и даже опасные вследствие своей громадной численности и кровожадности, с другой — мака, приятные птички из рода нырков, оперение которых весьма походит на лебяжье, а шкурки идут на дамские муфты и опушки к дамским нарядам.

Наши путешественники недолго пробыли в Паране, городе, расположенном на краю обрывистых береговых скал высотой двести пятьдесят метров, откуда можно увидеть Санта-Фе, лежащий как раз напротив, на расстоянии восемнадцати километров по прямой линии. Буало и Фрике высадились в Санта-Фе на пасо Санта Томо, мысе, вдающемся в море и поросшем карликовым девственным лесом, изобилующим дичью.

Но в данное время как звери, так и птицы отсутствовали, так как между листвой повсюду сверкали штыки и был слышен смутный шум голосов, кто-то оживленно разговаривал шепотом или вполголоса, нарушая тишину или вдруг разом прекращая беседу после короткого свиста. Очевидно, здесь расположились лагерем люди, в этом девственном лесу, который можно было бы назвать Булонским лесом Санта-Фе.

Это сборище партизан представляло собой любопытную картину. Здесь были и гаучо с бронзовым цветом лица, дремавшие бок о бок с безжизненными джентльменами в дорогих панамах или блестящих цилиндрах. Чернокожие и метисы стояли на часах вместе с милиционерами-дезертирами; седобородые старики, прежние баррикадеры, обучали ружейным приемам молодежь, почти детей, которые едва могли поднять эти тяжелые старинные карабины.

Прибытие наших друзей было встречено окликом: «Кто идет?», на что Буало ответил громким и звучным: «Амигос!» (друзья). После этого часовые опустили перед ними ружья. Впрочем, партизаны не задевали чужестранцев, и потому их расспросы были дружественными и в высшей степени вежливыми.

Зоркие глаза Буало, которые всегда все видели и замечали, сверкнули огнем радостного удивления; однако он воздержался от явного выражения чувств и воскликнул самым обычным, спокойным тоном:

— A-а, Флажоле! Ну как же ты поживаешь, мой милый товарищ?

Человек, к которому были обращены по-французски эти слова, только что вышел из-под навеса сарая, служившего складом товаров и построенного на опушке леса. При звуке голоса, называвшего его по имени, он поднял голову, раскрыл свои объятия и, слегка побледнев от радостного волнения, воскликнул:

— Буало! Да это в самом деле он, мой добрый друг Буало!.. Вот приятный сюрприз!

— Не правда ли, ты никак не ожидал меня увидеть?

— Ну конечно! Кто бы мог подумать?!

— А мы с товарищем пришли тебя попросить, чтобы вы накормили нас завтраком. Представляю тебе моего молодого друга Фрике! Славный, лихой матрос, доложу я тебе, такой, как ты любишь, паренек, который делает честь своей стране… А это, мой милый Фрике, Флажоле из Бургиньона, бывший офицер зуавов, в настоящее время один из видных коммерсантов в Санта-Фе. Теперь подайте друг другу руки и будьте друзьями!

Партизаны, видя, с кем они имеют дело, вернулись в чащу леса и не стали больше заниматься приезжими. Раз Флажоле их знал, значит, этого было достаточно. Этот уважаемый коммерсант пользовался большой популярностью и любовью в городе.

— Ну, дети мои, — проговорил он без околичностей, — я знаю, вы не трусы, но сейчас у нас здесь будет перестрелка, и вам нет никакой надобности вмешиваться в дело, которое вас вовсе не касается. Пойдемте в мой дом!

— Ты думаешь?

— Поверь моему нюху старого вояки — в воздухе пахнет порохом! Ириондо опять натворил бед, и его хотят сместить, поставив на его место Итуррассо,[14] а потому говорю тебе: бежим отсюда, пока есть время, если вы не хотите попасть между двух огней. Кроме того, я думаю, что колорадосы на этот раз потерпят поражение. Правительство предупреждено, это я заключаю из того, что все путешественники из Буэнос-Айреса, прибывшие на «Проведоре», должны были остаться на судне в порту, а те, кто не захотел подчиниться этому распоряжению и вопреки ему высадился на берег, все были засажены в кабильдо (городскую тюрьму).

— Ну так идем, тем более что мы очень спешим насадить что-нибудь на вилку! — сказал Буало.

Действительно, готовилась драма, одна из тех далеко не редких драм, увы, которые разыгрываются в республиках Южной Америки. Ружья должны заговорить, а кровь — пролиться.